и ткнулся мокрыми губами в ее губы. Она испытала отвращение и ужас.

– Ой, – пятясь, пискнула Маруся.

Ада оцепенела, полагая, что пьяный офицер сейчас схватит ее в охапку, посадит в сани и умчит в вертеп к своим приятелям. Вдруг он почему-то ослабил хватку. Кровь шумела в ушах, но сквозь этот шум Ада, к своему величайшему облегчению, услыхала знакомый баритон:

– Уберите руки, сударь! Не то я их сломаю.

Козлов повернулся, расплескивая коньяк из бутылки.

– Ты кто такой?

– Мое имя вам ни к чему, – ответил Додо. – Уйдите с дороги! Дама с вами не поедет.

Так вот кто курил у балюстрады!

– Она делала мне авансы, – всё больше распалялся пьяный.

– Неправда! – вспыхнула Ада, безотчетно испугавшись, что Додо подумает о ней невесть что.

Его лицо оставалось бледным и внешне невозмутимым, но на скулах выступили красные пятна – признак крайней степени раздражения.

– Ада Михайловна, мы уходим, – решительно сказал он, оттесняя Козлова.

Дальнейшее произошло как в худшем кошмаре. Козлов резко ударил бутылкой о перила, отчего ее нижняя часть разлетелась вдребезги, а остатки коньяка окропили ковер. Не дав Додо опомниться, офицер рывком развернул его к себе и замахнулся разбитой бутылкой. Мир вокруг Ады застыл, и время остановилось. Впрочем, нет – всё двигалось, только неестественно медленно. Рука Козлова описала дугу, Брискин инстинктивно отпрянул, вскинув голову, далекий голос Маруси дробился и повторялся в ушах Ады, как заевшая пластинка:

– Додо, нет! Нет! Нет! Нет…

Затем – словно в голове сработал какой-то переключатель – мир завертелся в привычном ритме. Зимний сад «Жемчужины» расцвел лицами любопытных, сверху по лестнице бежали официанты. Додо, уворачиваясь от битой бутылки, двинул офицера ногой в живот. Козлов отлетел назад, официанты подхватили его под руки и наконец оттащили. В следующий миг Ада ощутила, как сильные пальцы сомкнулись на ее локте.

– Мы уходим, – повторил Додо.

Только теперь она увидела рану у него под подбородком. Осколок бутылки распорол кожу, кровь сочилась на рубашку, воротничок уже пропитался ею и из белого сделался ярко алым.

От потрясения и чувства вины Ада не могла вымолвить ни слова, лишь протянула своему спасителю носовой платок.

– Ерунда, царапина, – буркнул Додо, но платок всё же принял и прижал к подбородку.

Взволнованная Маруся ждала у дверей гардеробной. При виде залитой кровью рубашки с ней приключилась истерика, так что Аде и Додо пришлось совместными усилиями впихивать девушку в беличью шубку и вести на воздух. Перед рестораном толпились извозчики. Додо нанял первого не торгуясь, забрался в сани после своих спутниц, и лошадки резво понеслись по Приморскому шоссе навстречу февральской ночи.

Полдороги Маруся всхлипывала и икала, а Додо и Ада, прижатые друг к другу, не смели лишний раз пошевелиться. Он комкал в руках запачканный кровью платок, она смахивала с варежки невидимые снежинки. Никто не произнес ни слова.

Уже на даче, подходя к флигелю, Додо остановил Марусю:

– Мария Николаевна, прошу, не говорите матушке, что я был в «Жемчужине». Забудем о случившемся. Про царапину, коли спросят, скажу, что порезался, когда брился. Могу я надеяться на ваше молчание?

Девушка кивнула и побрела по дорожке к чижовскому дому. Два неподвижных силуэта оставались на крыльце, пока она не скрылась из виду.

– Вы ведь ради меня попросили Марусю молчать о том, что произошло в ресторане? – едва слышно произнесла Ада. – Что бы подумала Ванда Федоровна, когда б узнала, что мое легкомысленное поведение стало причиной драки! Я бы не смогла долее оставаться на «Вилле Рено».

– Ошибаетесь, – глухо ответил Додо, – я забочусь о себе, а не о вас. Если вы уедете, мне придется одному петь весь концерт, а это смерти подобно.

Ада попыталась разглядеть в темноте его лицо, желая понять, шутит он или нет, но Додо быстро отвернулся к двери. Они вошли в темную гостиную, пересекли ее и поднялись на второй этаж.

– Окажите мне услугу, Ада Михайловна: принесите то, что спрятано у вас в комоде, – с этими словами он скрылся в своей комнате.

Заговорщики

Ада сбросила пальто, подошла к раковине и умыла лицо холодной водой из кувшина. Она постояла с минуту, прижимая ладони к щекам, потом решительно повернулась к комоду. В глубине нижнего ящика пальцы нащупали бутылку. На ней не было никаких этикеток, и об изготовителе, как и о качестве содержимого, оставалось лишь гадать. Ада вздохнула. Прежде чем задвинуть ящик, она выудила из его недр свежий носовой платок.

Брискин распахнул дверь на ее стук и отступил назад, впуская девушку. Ада словно увидела свою комнату в зеркальном отражении. Сходство усиливал царящий здесь идеальный порядок, нечасто свойственный одиноким мужчинам. Додо, в рубашке с расстегнутым воротом, стоял возле умывальника, на его лице и шее блестели капли воды, розовые подтеки расплывались на мокрой ткани на груди.

Не успела Ада рассмотреть порез, как Додо выхватил из ее руки бутылку, откупорил, плеснул мутноватую жидкость в стакан и залпом осушил его. Потом налил снова и поднял глаза на свою соседку, как будто удивившись, что она всё еще тут.

– Позвольте, я обработаю вашу рану.

Додо хмыкнул, посмотрел на Аду более внимательно и наконец присел на край кровати ближе к лампе, а бутылку и стакан поставил на тумбочку.

– Как вы оказались в «Жемчужине»? – спросила Ада и медленно приблизилась к нему. Опять в его взгляде было нечто такое, отчего по ее коже побежали мурашки.

– После ужина спустился к заливу, пошел вдоль шоссе. Какой-то финский крестьянин на розвальнях подобрал меня и довез до Териок.

Порез выглядел скверно, но, к счастью, оказался неглубоким. Ада взяла с тумбочки бутылку и смочила носовой платок водкой, проигнорировав протестующий жест Додо. Она осторожно обработала края раны, чувствуя, как его тело напряглось от ее прикосновений. Его едва уловимый парфюм напоминал запах хвойного леса после дождя. Ада невольно отметила про себя, что прежде в мужском обществе не испытывала и сотой доли того волнения, какое охватило ее теперь.

– Почему же вы не подошли? – пробормотала она. – Вы же знали, что мы в баре.

– Я собирался, но увидел, как вы танцуете с тем лощеным франтом и решил не мешать. Вы казались такой… счастливой. Впервые за то время, что я вас знаю.

Ада выпрямилась и отвернулась, голос ее прозвучал устало:

– Я была счастлива, оттого что танцевала. И если что-то и вскружило мне голову, то лишь шампанское, а отнюдь не сомнительный шарм господина Козлова, как вы могли подумать.

– Ада Михайловна… – Додо порывисто встал.

– Доброй ночи, Денис Осипович, – сказала она,