звенеть, как столовое серебро, которое так любит их «фальшивая» мать. – Хоть что-нибудь ещё важно?

– Важно то, что было, – слабо улыбнулся Алек. – И то, что будет.

– Ничего не будет, время на исходе, – первые слезинки нашли выход из глаз девушки. – Всё из-за твоей рыжей суки!

– Не называй её так! – в этот раз не сдержавшись, воскликнул Алек, но мигом взял себя в руки, глядя, как округлились глаза сестры. Привлёк её к себе и, поглаживая по волосам, зашептал на ухо: – Это былая моя ошибка, Эллисон. И мой выбор. Остался год. Всего год… и я больше никогда её не вижу. Через год эта жизнь для Мики закончится. Начнётся что-то другое, но меня уже не будет рядом… Не знаю, возможно, тебя это даже утешает.

Светлые брови Эллисон нахмурились, она недоумевающе взглянула в расслабленное лицо брата.

– Что значит: начнётся что-то другое? В каком смысле? Алек… – её голос сильно завибрировал. – Ты хотел сказать: для нас всех эта фальшивая жизнь закончится. Существование наших душ прекратится в этом секторе, и этот год – последнее, что у нас осталось… Ты ведь это хотел сказать?

Лицо Алека помрачнело, словно тяжёлые тучи сгустились над светлыми головами брата и сестры.

– Эллисон…

– Нет! Не говори со мной, как со своей пустоголовой дрянью! – воскликнула девушка, отступив от брата. – Это она ничего не помнит! Не помнит, что на самом деле умерла много лет назад! Это она считает весь этого город реальным, а тебя своим принцем из волшебной сказки! Но я… я-то знаю… Я всё знаю, Алек…

– Да, и мне жаль, что ты не забыла о том кошмаре, через который нам пришлось пройти…

– Жаль? – цинично усмехнулась Эллисон. – Тот кошмар – моя реальная жизнь! А это… – развела руки в стороны, – всё это – дерьмо собачье! И ни за что на свете я бы не согласилась стать кем-то вроде твоей рыжей пустышки и наивно верить в будущее, которого ни у кого из нас нет!

– Эллисон…

– Что?! – горько рассмеялась девушка. – Ну давай, скажи мне, что я не права!

Алек не отвечал. Потому что знал – Эллисон права, но обсуждать это в тысячный раз не имеет никакого смысла.

Девушка шагнула к брату, ловко обвила его шею руками и резко приблизилась к лицу, остановившись взглядом на губах:

– Так она тебя обнимает? Её объятиям ты рад, да, Алек? Мои же тебе противны?

– Эллисон! – прикрикнул Алек, жёстко одёрнув вниз руки сестры. Тяжело вздохнул и запустил пятерню себе в волосы. – Боже… хватит… Сколько можно говорить об этом? Надо было сделать с тобой то же самое, что сделала с собой Мика. Надо было ещё раз попробовать лишить тебя воспоминаний! Тогда бы и ты жила нормальной жизнью! И перестала бы… нести весь это бред.

Взгляд Эллисон наполнился недоумением:

– Постой… Что значит: попробовать ещё раз? Ты… ох, дьявол… Алек! Ты делал это со мной?! Чего молчишь?! Отвечай! Ты делал это со мной?! Когда?!

– Тогда же, когда скопления наших материй преобразовались в оболочки детей.

– Когда твоя рыжая сука нас такими сделала – ты хотел сказать! Это было её желание! И сектор с радостью его выполнил!

– Я сказал: хватит!!! – прогремел Алек, с силой вцепился пальцами в предплечья сестры и грубо встряхнул её.

Эллисон вздрогнула, но до последнего постаралась выглядеть достойно.

– Значит, со мной ничего не вышло, да?

– Да! – резко отозвался Алек и отошёл в сторону, с омерзением уставившись в собственное отражение в большом настенном зеркале.

Он – причина их заточения в этом секторе. Соблазн был велик, соблазн пожить жизнью, которая могла стать настоящей. Для него и для Мики… но он оказался слишком слаб. Десять лет – всё, на что хватило энергии его мыслей. Каких-то жалких десять лет. Это совсем не то, чего он желал для Мики и своей сестры. Он был готов заплатить такую большую цену, как собственное исчезновение, чтобы избавиться от воспоминаний и жить в этом секторе до глубокой старости… рядом с ней, рядом с той, кого искренне полюбил. Но всё пошло не так. Всё пошло не по плану. А затем… Мика решила остаться. И Эллисон тоже. А для этих девушек он не мог допустить такого конца. Десять лет жизни – слишком мало. И он всё ещё верит, что у них есть шанс выбраться. Маленький, но всё же шанс убраться из Лимба. А сектор моделирования был его выбором. Как и то… что он сейчас собирается сделать.

– Алек… – Эллисон оказалась за его спиной и мягко опустила руку брату на плечо. Брату… это так громко сказано. Она не помнит это парня в роли своего брата, за исключением того дня, когда они оба лишились жизни. Но здесь – в этом секторе всё по-другому. Здесь даже снов нет. И Алек уже давно стал значить для неё гораздо больше.

– Наша связь оказалась слишком сильной для того, чтобы и ты смогла всё забыть, – глядя на своё отражение заговорил Алек. – Кровная связь… Узы двойняшек. Я помню – помнишь и ты. А я не мог забыть… Не мог позволить себе забыть! И этот чёртов сектор, не позволил мне забрать твои воспоминания.

– Почему? Почему ты не мог забыть? – голос Эллисон дрогнул, горло с силой сжалось. Она уже знала ответ, но хотела услышать его от Алека.

– Потому что через год, – Алек встретился взглядом с зеркальными глазами сестры, – Фокс заберёт Мику с начальной точки.

Эллисон до боли прикусила губу, чтобы не закричать от ярости, и медленно закивала, продолжая смотреть в глаза человека, кроме которого у неё никого не осталось. В глаза человека, которого она любит всем сердцем.

– Эллисон, – смягчившись, заговорил Алек. – Мика и ты – всё, что у меня есть. Всё, что мне дорого. Ты знаешь, я не могу позволить этому сектору уничтожить вас вместе с собой.

Новые обжигающие слезы вырвались из глаз девушки, голос дрожал, теперь его было невозможно контролировать. Всё снова летит к чертям!

– У нас был договор, Алек. У нас с тобой, – судорожно заговорила она. – Одиннадцать лет я терпела её ради тебя. Одиннадцать лет тешила себя мыслью о том, что эта тварь каким-то непонятым для меня образом делает тебя счастливым. Одиннадцать лет я жила жизнью, которая не доставляла мне никакого удовольствия. А ты… Алек! У нас был договор. Мы должны были оставить всё это. Должны были вместе уйти, исчезнуть, а ты… ты собираешься…

– Хватит! – стальным голосом отрезал Алек. – Скоро придёт мама, надо заканчивать этот разговор.