Скрипнула дверь, и пес, басовито рыкнув, заколотил хвостом по земле. На крыльце вновь появился Нейв; в руках – две разнокалиберные чашки со льдом и дымчато-бурой жидкостью, отдаленно напоминающей чай.

– А теперь продолжай. – Он протянул ей чашку и опустился на соседний стул. – Так на чем мы остановились? Ах да, ты рассказывала, что у меня есть дочь.

Шелби упрямо распрямила плечи. Каяться ей не в чем, и стыдить и запугивать себя она не позволит!

– Верно. Я уже сказала, что считала ее умершей.

– Ты что же, не помнишь, как рожала?

Я же сказала, Нейв, – устало откликнулась она. – Роды были очень тяжелые.

Мне делали какие-то уколы. К концу я уже почти ничего не видела и не соображала.

Черт!

Он бросил на нее острый взгляд, затем кивнул, молчаливо приказав ей продолжать.

Шелби откашлялась – у нее вдруг запершило в горле.

– У меня с собой свидетельства о ее рождении и о смерти.

– Кто выдал?

– Оба подписаны доктором Причартом.

– Тот еще деляга, – хмыкнул Нейв.

– А теперь выясняется, что он куда-то исчез, – добавила Шелби, с наслаждением глотая горьковатый ледяной напиток.

– Уехал из города сразу после тебя. Куда – никто не знает.

– Иными словами, скрылся? Что ж, неудивительно. Шелби порылась в сумке и достала конверт – послание из прошлого, что перевернуло вверх тормашками ее спокойную налаженную жизнь.

– Посмотри!

Сама не понимая, зачем это делает, она протянула ему фотографию Элизабет Жасмин Коул – своей дочери, которую девять лет считала мертвой.

Значит, ты ее так и не видела? – Голос его звучал сухо, бесстрастно – лишь в углу рта дергался мускул.

Нет.

– Почему?

– Да говорю тебе, я была без сознания! Меня накачали какой-то дрянью!

Слезы обожгли ей глаза, но Шелби подавила подступающие к горлу рыдания. Нареветься она еще успеет. Нейв прищурился:

– Хочешь сказать, док Причарт усыпил тебя, чтобы украсть ребенка?

—Да нет... не знаю... вряд ли... – Шелби судорожно вздохнула. – Я сама виновата. Приспичило покататься верхом – это на восьмом-то месяце! Лошадь споткнулась... и Элизабет появилась на свет раньше срока.

Шелби умолкла и запрокинула голову к выцветшим небесам, где кружил в поисках добычи одинокий ястреб. Незачем рассказывать о боли, об ужасе, охватившем ее, когда она поняла, что темное пятно на джинсах – кровь. О том, как отец орал в телефонную трубку, приказывая «Скорой» поторапливаться. О том, что вот уже девять лет Шелби живет с неизбывным чувством вины.

– Когда я очнулась, все в один голос говорили, что ребенок умер. И что по распоряжению отца – я ведь была несовершеннолетней, а он моим опекуном – уже произвели вскрытие и кремировали труп.

– И у тебя не возникло никаких вопросов?

– Мне было семнадцать лет! – Она смерила его сердитым взглядом. – Как я могла догадаться, что все они в сговоре?

– Это и была твоя главная ошибка.

– Не главная, – ледяным тоном ответила она, со злорадным удовлетворением отметив, как заходили желваки у него на скулах. – К тому времени я натворила целую кучу непростительных глупостей!

– Не ты одна.

Шелби плотно сжала губы. Нейв всегда умел выводить ее из себя, но больше она на его провокации не поддастся. Свой долг она выполнила, открыла Нейву правду, и больше им говорить не о чем.

Нейв задумчиво вглядывался в детскую фотографию – словно искал в лице девочки подтверждение своего отцовства.

– Судью ты уже спрашивала?

– Еще бы!

– И что?

Все отрицает.

Но ты ему не веришь?

– Ни на миг.

– А ты поумнела!

– Будем надеяться. – Одним глотком покончив с чаем, Шелби встала. – Я, знаешь ли, стала старше на десять лет.

– Кто тебе это прислал? – Бросив последний взгляд на улыбающуюся девочку, он сунул фотографию и документы обратно в конверт.

– Для этого я и приехала. Чтобы выяснить, кто это сделал. Задумчиво сдвинув брови, он перевернул конверт:

– Штемпель Сан-Антонио.

– Верно. Совсем неподалеку отсюда. Конверт скользнул ей в ладонь.

– Не могу отделаться от мысли, что она здесь, рядом. Может быть, в соседнем городке. Или на каком-нибудь ранчо по соседству. А быть может, штемпель Сан-Антонио – просто приманка, чтобы навести меня на ложный след, а на самом деле Элизабет где-нибудь в Калифорнии, или в Мехико, или в Квебеке, или еще бог знает где.

Она осеклась – знакомая боль сжала горло – и, дрожащими руками расстегнув боковой карман сумки, поспешно сунула туда конверт.

– И что теперь? Пойдешь в полицию? – сухо, даже равнодушно поинтересовался Нейв. Но Шелби чувствовала, что бесстрастие его – лишь маска. Он напряжен, точно зверь, готовый к прыжку.

– В полицию? Не знаю, – призналась она. – Фотографию я получила только вчера и еще ни о чем толком не думала. Но куда идти? В полицию Сан-Антонио? К шерифу? К рейнджерам? – При одной мысли об этом в висках запульсировала тупая боль. – Нет, сначала попробую что-то выяснить сама. Не хочу, чтобы фамилию Коулв склоняли на страницах газет – по крайней мере до тех пор, пока хоть что-нибудь не прояснится. Я и тебе-то рассказала только потому, что случайно с тобой столкнулась, – добавила она.

– Честно сказать, не ожидал.

– Почему?

Он насмешливо приподнял бровь:

– Думал, у тебя смелости не хватит.

– Значит, ты меня совсем не знаешь.

Скрестив руки на груди и откинувшись на спинку стула, он смерил ее пристальным взглядом – от макушки до пят – и снова взглянул в глаза.

– Я тебя прекрасно знаю, Шелби.

– Когда-то знал, Смит, – уточнила она. – Девять лет назад. Я тогда была зеленой девчонкой.

– Очень хорошенькой, сколько мне помнится.

– И наивной дурехой, – отрезала она.

– В то время ты не колебалась, когда я приглашал тебя к себе. – проговорил он, поднимаясь.

– Правда? Я уж и забыла.

Она взяла портфель, ясно дав понять, что готова идти.

– Ты остановилась у отца? – сменил он тему. Шелби ответила не сразу:

– Пока не знаю.

– Когда решишь, позвони мне.

– Это еще зачем? – воинственно поинтересовалась она.