«Новом времени» это были С. С. Бехтеев, К. Ф. Головин, А. И. Новиков, Д. Ф. Самарин, С. Ф. Шарапов и др. Приблизительно то же самое можно сказать о самых разных изданиях, принадлежавших к различным направлениям мысли. Все это весьма красноречиво свидетельствовало об участии земцев в формировании общественного мнения, повестки общенациональной дискуссии.

Уровень образования земцев был довольно высоким. 88% имели среднее или высшее образование. При этом в каждой губернии были свои особенности. Так, в Тверской губернии у большинства земцев было высшее образование.

Работа в земстве относительно неплохо оплачивалась. Председатель губернской земской управы в среднем получал жалованье в размере 3,5 тыс. руб. Председатель уездной управы – 1,2 тыс. Член управы – около тысячи руб.4

Земцы – это активные, богатые, влиятельные люди, зачастую имевшие связи в столице, иногда сами трудившиеся на ниве государственной службы. При этом с 1880‐х годов они чувствовали нараставшее административное давление. В 1890 году было утверждено новое Земское положение, воспринятое крайне болезненно всеми, кто был так или иначе связан с органами местного самоуправления. В 1892 году начала работать правительственная комиссия, обсуждавшая перспективы участия земства в деле народного просвещения. В 1893 году был принят закон о новых правилах оценки недвижимости при взимании земских сборов. В том же году был введен новый больничный устав, регламентировавший деятельность земской медицины. В 1894 году было установлено правило, согласно которому члены училищных советов должны утверждаться администрацией. В 1900 году «Временными правилами об установлении предельности земского обложения» были ограничены финансовые возможности земства. Правительство наступало мелкими шажками, которые мало что меняли, но вызывали сильное и, что важнее, нараставшее раздражение в земской среде.

Та, в свою очередь, «сосредотачивалась» и искала возможности для самоорганизации. Было похоже, что у правительства зрел план упразднить земство вовсе. Губернское земство скоро исчезнет, лучшие независимые люди уйдут из земства, о чем 19 марта 1900 года скажет В. И. Вернадскому тамбовский губернский предводитель дворянства К. Н. Чолокаев. 18 июля того же года председатель Московской земской управы Д. Н. Шипов сообщил старому другу М. В. Челнокову, что самостоятельность земских учреждений находится под угрозой и что их представители должны открыто выступить в защиту своих прав и полномочий. Приблизительно о том же писал сыну тверской земец со всероссийской известностью И. И. Петрункевич: местное самоуправление на грани гибели; министры С. Ю. Витте, Д. С. Сипягин, К. П. Победоносцев развернули на него атаку, и теперь вряд ли кто-нибудь сумеет им противостоять. Три года спустя, в декабре 1903 года неизвестный тверич напишет своей знакомой:

Земство замирает. Оно катится по наклонной плоскости, и никакие силы не спасут его от гибели. Внутренней силой оно не обладает, а надеяться на какие бы то ни было реформы в этом отношении нет никаких оснований. Мир праху твоему, русское самоуправление.

3 ноября 1900 года В. И. Вернадский записал в дневнике:

Действительно, рамки жизни рушатся – рамки общественной жизни. Политическая роль земства постепенно сглаживается, а сама идея самоуправления оказывается несовместимой с государственной бюрократической машиной. Оно и занятно, т. к. ясно проникло [в] огромные слои русской жизни сознание необходимости политической свободы и возможность достигнуть ее путем развития самоуправления. Вероятно, земство должно быть уничтожено, т. к. при таком общественном сознании и настроении не может быть достигнуто устойчивое равновесие, ибо самоуправление должно расширяться или постепенно гибнуть в столкновении с бюрократией.

Все или ничего – заявлял Вернадский: торжество бюрократии может предотвратить лишь торжествующее земство. «Антиземской» программе правительства необходимо противопоставить альтернативную программу, которая предполагала бы повышение значимости органов местного самоуправления в политической жизни страны.

Земство оказалось в двойственном положении. С одной стороны, оно противопоставляло себя правительственной администрации. С другой – именно оно и было властью на местах. Его настроения, взгляды в каждой земской губернии были важным обстоятельством общественного и даже политического характера. Поместное дворянство было разным. Оно имело свои особенности в каждой губернии. Считалось, что дворянство северных губерний было более либеральным, чем в центральных и южных. По наблюдениям общественного и политического деятеля, будущего октябриста и депутата Думы Э. П. Беннигсена, эта тенденция давала о себе знать даже в отдельных губерниях: так, северные уезды Новгородской губернии были либеральнее южных. Конечно, это деление в высшей степени условное. Лишь в редких случаях речь идет о системе представлений, ясном понимании собственных идеологических предпочтений. По большей части деление на консерваторов и либералов скорее эмоционально выстраданно, чем идейно осознанно. Речь идет не о разных концепциях и программах, а о разном настроении на дворянских собраниях. Северное дворянство чаще всего было беднее южного. Многие его представители не продавали имений только для сохранения ценза, который позволял им участвовать в земских и дворянских выборах.

Дворянство разных губерний по-своему понимало задачу предводителя. Тем не менее проблема была общей: предводитель дворянства представлял власть императора в уезде, не будучи чиновником, не всегда обладая необходимой квалификацией, не имея возможности опереться на столь нужный чиновничий аппарат. Дефицит управленческого инструментария можно было попытаться компенсировать личной инициативностью. Однако так редко получалось. По оценке весьма опытного государственного деятеля начала XX века С. Е. Крыжановского, половина предводителей справлялись лишь с половиной своих обязанностей. Около трети вообще текущим управлением не занимались. Некоторые проживали в губернских городах или столицах и редко навещали подотчетные уезды. Очерченных властных прерогатив у предводителя не было. Полномочия складывались по ходу дела. Разумеется, имелись и формальные обязательства предводителя дворянства. Прежде всего, он председательствовал в коллегиальных учреждениях. Э. П. Беннигсен, будучи предводителем дворянства в Старой Руссе, возглавлял 13 подобных коллегий. Правда, некоторые из них существовали только на бумаге. Однако целый ряд таких учреждений решал действительно важные общественные задачи. Так, на уездном съезде утверждались крестьянские приговоры, рассматривались жалобы на решения городского судьи, земских начальников и волостных судов. Предводитель дворянства имел право ревизовать деятельность земских начальников и волостных правлений, что, правда, редко делалось. Беннигсен все-таки решился провести ревизию, что позволило ему в деталях рассмотреть тот фундамент, на котором стояло здание российской государственности.

Прежде всего, это было волостное правление, ключевой фигурой которого был писарь. Его было принято ругать. Можно было потешаться над ним – над его малограмотностью, наивностью, а иногда корыстностью, – чего он вряд ли в полной мере заслуживал. Конечно, были случаи злоупотреблений. Но было и другое: большая делопроизводственная работа, которую вели писари за жалованье в 20–30 руб. в месяц. Можно было рассчитывать и на дополнительные заработки: за написание прошений, например. Однако это не меняло сути дела: доходы лиц, на