соперник — подобная тварь, то в этом ничего плохого нет. Только все равно он не смог. Громилы-подручные схватили его под локотки. Ноги у Вавилы подкосились, как у пацана на районной дискотеке, который перебрал портвейна.

Комбриг зацокал языком.

— Ай-яй-яй, Вавила. Ты меня разочаровал сейчас. Я ж за тебя лично перед товарищем комиссаром просил о снисхождении, а ты вон как.

Корчмарь ничего не ответил. Только вырывался, но слабо и без особой пользы.

— Помнишь, на чем мы с тобой сошлись в прошлый раз, Вавила? Не кусай руку, что тебя кормит. Тебе, вижу, этот урок так на пользу и не пошел. А теперь уже и учиться поздно.

А дальше я только еще сильнее поверил в то, что это не жизнь, а фильм ужасов. Потому что не может же быть так, чтоб можно было голыми руками пробить человеку грудину? Не может. Однако упырь так и сделал. Его пятерня погрузилась в грудь Вавилы. Тот всхрапнул и широко выпучил глаза. Распятьев этим остался доволен.

— Вы не держите его сильно, ребятки, — сказал он, — я уже и сам держу.

Через некоторое время рука показалась обратно. И не одна. С бьющимся на ладони сердцем. Почему корчмарь еще жив? Что за шизофреническое устройство мира?

— Если бы она меня кормила, — прохрипел Вавила, затем втянул воздух через нос и смачно харкнул Распятьеву в морду. — Во имя солнца и рода Ламбертов.

Больше он ничего не сказал. Обмяк и осел на пол, как механическая кукла, у которой завод кончился.

— Как же кстати покойный Вавила помянул род Ламбертов! — зычно сказал упырь.

Распятьев уже не таился, и мне стало понятно — все это время он знал!

— Крайне любопытно, что же здесь забыл из их потомков? Выходи, дружок, знакомиться будем!

Я оглянулся по сторонам в поисках чего-нибудь, что могло бы сойти в качестве оружия. Но самым подходящим вариантом была здоровенная разделочная доска. Человека-то ей можно здорово приложить, все так. Но не эту тварь, которая из людей органы на живую достает. Думай, Витя!

Если мы во сне, то и думать надо по логике сна. Мысли в них материальны! Тогда я закрыл глаза и изо всех сил попытался представить какой-нибудь плазменный резак.

Ничего. Резак так и остался картинкой в голове.

Давай, давай, давай, Витя, абанаматсуканах, давааааааай.

Пусто. Ничего. Nothing.

Тогда я схватился за первую подвернувшуюся скалку для теста. Моя новая знакомая времени тоже не теряла — окунула одну руку в кадку с водой и закрыла глаза, что-то нашептывая и делая рукой. Над кадкой начали проявляться замысловатые символы из синего тумана.

— Ома. Оун. Аин кай-ру.

Что-то похожее на арабскую вязь вилось вокруг кадки, сплетаясь в узор.

— Плетение… — вдруг сказала одна из Вавилиных дочек, на что девица высунула руку из воды и погрозила пальцем. Лицо у нее было строгое. Не хватало только «тсссс».

— Считаю до пяти! — известил Распятьев, — выходи сам, а не то я как дуну, как плюну, и весь твой домик улетит. Куда-нибудь на дорогу из желтого кирпича. РАЗ!

— Нуа-нон-латре-мине. Ома-ин.

— ДВА.

— Ома. Оун. Аин кай-ру.

— ТРИ.

Девица распахнула глаза. Я мог бы поклясться — они светились, словно фары дальнего света.

— ЧЕТЫРЕ.

У самой двери раздался тоненький скрип — Распятьев взялся за ручку постирочной. Словно по команде, девица оттеснила меня и дочек корчмаря (бедолаги перепугались до полусмерти) и загородила нас.

— ПЯТЬ.

Дверь распахнулась. Девицы дружно заверещали, переходя на ультразвук.

— Привет, морда упыриная, — коротко сказала ему беглянка. Еще и улыбнулась, как старому приятелю.

— Так вот ты какая, цветочек наш вя…

ЧВАК

Здоровенная сосулька из тех, что по весне превращаются у нас в настоящие мины замедленного действия, потому что угрожают башку прохожим пробить, вонзилась Распятьеву в морду. Он как стоял — столбиком, руки по швам, — так и рухнул.

— АХ ТЫ СУКА! — взревел рябой детина, один из его подручных, — ДА Я ТЕБЯ…

Закончить свою мысль он так и не успел. Помешала ледяная стрела, вонзившаяся в шею слева. Он пошатнулся и едва не повалил напарника. Кровь выбрасывалась из шеи толчками. Девицы поднялись на тон выше. Потрясающий объем дыхалки, даже позавидовать можно.

И вот тут я решил, что мое время пришло. Сказать честно, в драку лезть не хотелось. Я не великого ума, конечно, военных академий не кончал, но смекнул, что глупо идти в лобовую против такой горы мяса. Поэтому поступил иначе. Выскочил из-за спины этой ледяной колдуньи, подхватил стоявший сбоку стул и приложил им со всей дури опешившего бугая.

Стул, конечно, лучшие времена знавал, но все равно получилось здорово. Я столько силы в этот удар вложил, что мое орудие и вовсе развалилось. Одна ножка в руках осталась. Теперь я остался без оружия.

Но оно больше и не требовалось. По лбу детины потекла кровь. Он поднес руку ко лбу, но больше ничего сделать не успел — с грохотом завалился набок. Глаза закатились, и теперь он вращался снаружи всех измерений.

Девчонки перестали визжать только когда увидели, что все три гостя лежат без движения. Они было двинулись к телу отца, но отчего-то затормозили.

Когда раздались хлопки, я понял, отчего. Они меня удивили, пожалуй, не менее сильно, чем нетопыриная морда Распятьева.

— Браво! БРАВО! — Этот гад нам аплодировал. — Хоть я и знал, что Вавила кого-то укрывает, вам все равно удалось меня врасплох застать. Это дорогого стоит, так что можете быть довольны!

Распятьев оперся на колени и стал медленно подниматься на ноги.

— Смрад тут стоит такой, что блевать охота и что-то учуять конкретное — почти невозможно. Если бы не твоя рана, Ламберт, я бы и не догадался, что здесь такой ценный кадр прячется.

Дурак, дурак! Как же я себя ненавидел в эту минуту. Вавила из-за меня помер, из-за моей безголовости.

— Ценный? — проворчал я, — Да я вообще знать не знаю, кто ты есть и чего тебе надо от меня.

Распятьев взялся за сосульку, торчавшую из головы, и вытянул ее. Лед противно скрипнул о кость.

— Увлекательно, — резюмировал упырь. Рана на его морде затягивалась, вновь зарастала противной сизой плотью, покрывалась черным волосом. Еще немного — и вообще будет незаметно, что кто-то его бил.

Моя новая знакомая это тоже поняла. Однако в этот раз у нее вышло хуже. — стрела получилась тонкая, почти прозрачная. Распятьев даже уклоняться от нее не стал. Схватил меж двух пальцев и переломил со звонким хрустом.

— Никчемная девица. Надо было с тебя сразу шкуру живьем содрать. Или нет, сперва на крест повесить, как