Когда я подняла глаза, в комнату вошел взволнованный доктор Уилсон. Ребенок все еще кричал, и от этого крика уши сворачивались в трубочку. Доктор достал из чемоданчика инструменты, перетянул пуповину и перерезал ее. Затем взял меня за руку и отвел на кухню.

— Мне нужно позаботиться о Хелен. Заверни ребенка и отнеси на кухню. Вымой ее, да смотри, чтобы не простудилась.

Я с радостью принялась исполнять его указания. Держа малышку одной рукой, другой я соорудила на кухонном столе подстилку из свернутого одеяла. Затем набрала в таз теплой воды и искупала ребенка, смыв с него всю послеродовую слизь. Потом запеленала и завернула в одеяльце — я видела, как это делали мамочки в церкви. Все это время малышка не переставала кричать, и от этого крика сердце мое наполнялось радостью, ведь он означал, что она жива и здорова, что все у нее будет хорошо. Я испытывала такую гордость при виде этого совершенного крошечного тельца, словно это мой собственный ребенок. Она была идеального размера, кругленькая и розовая. Головка покрыта светлым пушком, того же цвета, что и у Хелен. Это была здоровая и красивая малютка.

Врач наконец закончил с Хелен и пришел ко мне — я сидела и качала ребенка в углу кухни. Девочка сладко спала, а я наблюдала за каждым ее вдохом.

— Ты отлично справилась, юная леди. Я и сам не смог бы лучше. Хелен рассказала, как ты вдохнула в нее жизнь.

От такой похвалы я просияла. Пожалуй, это был самый важный поступок всей моей жизни.

Словами не передать, как я любила эту малышку. После занятий я со всех ног мчалась домой, чтобы помочь Хелен. Она назвала дочку Фейт, в честь мамы, и от этого я любила ее еще сильнее. Я купала и переодевала малютку, пододвинула люльку к своей кровати, чтобы качать ее и петь колыбельные, если она просыпалась по ночам. Когда приходило время кормить, я относила ее к Хелен, та прикладывала ее к груди, а я уходила. Это было единственное, чего я не могла делать, и именно это было самым важным. Я завидовала Хелен.

Однажды, когда маленькой Фейт было несколько месяцев, я услышала, что Томми и Хелен планируют купить для нее кровать побольше: она уже начала вырастать из люльки.

— Две кровати в комнате просто не поместятся! — говорил Томми немного раздраженно.

В следующее воскресенье Джеймс Коннор, как обычно, провожал меня из церкви домой, но почти всю дорогу молчал. Год назад он закончил школу и теперь был все время занят: днем работал с отцом в лавке, по выходным играл в бейсбол и все ждал, что агент сборной исполнит свое обещание и вернется. Я несколько раз заводила разговор, но он не клеился, так что в конце концов я замолчала и лишь шла рядом с ним, наслаждаясь его обществом.

Дойдя до дома Хелен, мы увидели на крыльце родителей Джеймса вместе с Хелен и Томми. Я не могла сдержать удивления: они никогда раньше к нам не заходили. Когда мы с Джеймсом подошли, они встали.

— Пойдемте на кухню, — предложил Томми. Все четверо проследовали в дом, мы с Джеймсом — за ними. Женщины сели за стол, Томми жестом указал Джеймсу на последний стул. Мистер Коннор встал позади жены, Томми — сзади Хелен.

Взрослые переглянулись. Томми прокашлялся и начал свою речь — чувствовалось, что он долго готовился.

— Мод, ты теперь взрослая, пора тебе вступить на собственный путь. Мы знаем, что ты очень привязана к Джеймсу, а он к тебе. У него хорошая работа, и он может о тебе позаботиться. Брат и сестра Коннор хорошо к тебе относятся, и мы все думаем, что пора вам пожениться.

Джеймс посмотрел на меня с широкой улыбкой. Он с самого начала обо всем знал, и тут до меня дошло, почему он молчал всю дорогу. Разумеется, меня разозлило, что он утаил это от меня, и чтобы успокоиться, мне пришлось несколько раз глубоко вдохнуть. Все пристально смотрели на меня в ожидании моего ответа. Наконец я прошептала:

— А как же школа? Мне ведь учиться еще целых три года.

Томми покачал головой:

— Ты почти закончила девятый класс. Для девочки этого достаточно.

Сердце у меня упало. Я посмотрела на него.

— Но Хелен-то ведь доучилась! Ты ведь ее дождался!

— Так решили твои родители, совсем другое дело. У них были свои методы. Так будет лучше для всех.

Я поняла намек: Томми хотел, чтобы я съехала. Я коротко кивнула.

— Когда вы хотите сыграть свадьбу? Можно мне хотя бы закончить семестр?

— Ну конечно. А потом организуем самую настоящую свадьбу, отпразднуем в церкви.

Джеймс взял меня за руку и улыбнулся.

— Я буду тебе хорошим мужем, Мод. Обещаю.

Я через силу улыбнулась: придется ему поверить.

До окончания семестра оставалось шесть недель. Хелен отвела меня в универмаг, чтобы подобрать ткань для свадебного платья, и я выбрала светло-голубую, без рисунка. Хелен взяла еще рулон белой фильдеперсовой ткани и положила на прилавок.

— Еще шесть ярдов вот этой, пожалуйста, — попросила она. Затем шепнула мне на ухо: — Нужно ведь еще сшить тебе красивое нижнее белье.

Я скроила платье и аккуратно сшила его, стараясь, чтобы стежки ложились ровно, совсем как у мамы. Закончив, я расшила платье маленькими белыми цветочными цепочками по подолу и краям рукавов. Я была чрезвычайно горда собой: такой красивой вещи у меня никогда не было. Затем связала кружевную оборку по краям своего нового нижнего белья и сорочки. На своей свадьбе я буду не хуже какой-нибудь богатой барышни, думала я.

Джеймс в эти шесть недель приводил в порядок маленький однокомнатный флигель на заднем дворе родительского дома. Их дом был довольно большим для нашего городка. От входной двери на второй этаж вела широкая лестница: там располагалось четыре спальни. На первом этаже слева была беседка, а справа — столовая. В дальней части дома — ванная и кухня и крытая веранда, выходившая на задний двор, восемь футов в ширину, опоясывавшая весь дом.

Наш флигель был площадью где-то 20 квадратных футов[1], с камином и четырьмя окнами, по одному на каждой стене и по бокам от двери. За домиком был даже собственный туалет. Джеймс выкрасил оба здания снаружи и внутри, положил во флигеле новый деревянный пол и заново остеклил окна. Матушка Коннор не понимала, почему мы не можем просто жить в доме вместе с ними, но Джеймс настоял на том, чтобы у нас было собственное жилище, и правильно сделал. Тогда я еще не знала той истины, что двум женщинам под одной крышей не ужиться, но поняла ее много позже.

Родители дали ему стол, два стула и диванчик. Было решено, что в день свадьбы Томми привезет мою кровать и бюро, которое он и Хелен собирались подарить нам на свадьбу.

В пятницу я окончила девятый класс, а на следующий день, в пять часов, была назначена свадьба — таким образом мужчины могли закончить свою работу и подготовиться к церемонии. Именно в то утро, когда я одевалась, Хелен и сказала мне эту сакраментальную фразу: