берегов Анапы. Мы взяли много пленных и почти совсем не понесли потерь, но раненных было в избытке. Я лечил каждого, вне зависимости от того православный он или турка. Всякий у Бога человек! Однако ресурсов, которыми располагает корабельный доктор, было, мягко говоря, недостаточно. Вот нам и пришлось покориться обстоятельствам и определить страждущих в ближайший дружественный порт. Врачебный долг не позволил мне покинуть своих пациентов в трудную минуту. Я, разумеется, по приказу капитана, остался с ними на берегу. А вечером того же дня «Меркурий» ушел. Тогда-то все и случилось.

– Честное слово, Вадим Сергеевич, вы самый настоящий герой! – воскликнул Фальк и шлепнул ладонью о колено. – А больше вы не плавали? И как вас после всего этого занесло в Курган? Я, признаться, изрядный охотник до подобных историй!

– Нет-с, Иван Карлович, не ходил-с! Вы человек сухопутный и не знакомы, может, с тонкостями морской терминологии, однако прошу вас впредь не допускать столь нелестных уху моряка ошибок. Да будет вам известно – плавает только… сор! Впрочем, возвращаясь, друг мой, к вашему вопросу, отвечу-с, что с той самой поры я навсегда покинул флот Его Императорского Величества и обзавелся частной практикой. Сначала в Москве златоглавой, а теперь перебрался в уезд. Потянуло что-то на старости лет к земле, на покой. Укатали крутые горки дряхлого конягу.

Фальк пробормотал извинения.

– Помилуйте, пустое-с, – беззаботно улыбнулся доктор, взгляд его лучился приязнью.

Какое-то время они ехали молча. Тишину нарушал только противный скрип неважно смазанного колеса.

– Так вы у Арсентьевых теперь стоите?

– Что вы, Иван Карлович! – откликнулся Нестеров. – Я в Кургане квартирую. Арендую флигелек у Сухаревского купеческого дома. Где, выходит, стоим, там и работаем-с. Оно и удобно так, и экономно. Не дворец, конечно, но для одинокого бобыля в самый раз. Вот приедет из Первопрестольной Варвара Захаровна моя с девочками, тогда и станем думать о расширении жилого пространства.

– Супружница?

– Точно так-с, сударь, – подтвердил догадку Вадим Сергеевич, – суженая-с! Со дня на день дожидаюсь. Они в монастыре нынче остановились с дочками, запамятовал как бишь его, Далматовский, что ли. Очень уж матушка моя религиозна. Прислала письмо. Так, мол, и так, прости, любезный друг, не смогла мимо этакой красотищи проехать.

Фальк сопроводил его слова согласным кивком.

– Эх, Варвара – голубиная душа-с! Всякий раз ищет спасения у попов. Дикость это.

– Отчего же дикость? Позволю себе в этой точке не согласиться с вами, Вадим Сергеевич! Каждый ищет спасения, где его сердцу легче. Утешение оно всем требуется, точно соломинка для утопающего! Сие, уверяю вас, явление универсальное, частность только в самой соломинке и сидит. Один находит ее в водке, другой укрепляется в вере, а кто-то подчас и вовсе… – Иван Карлович выдержал паузу, – …стихи пишет-с.

Нестеров удивленно поглядел на него, моргнул раз-другой, а затем вдруг разразился оглушительным хохотом.

– А вам палец в рот не клади, голубчик вы мой! Да-с, смех и грех называется! Да-с! Правы, стократ правы, милейший Иван Карлович! Каждый из нас – «человеков» – на свой лад сумасшедший. Всяк по-своему!

Штаб-ротмистр поймал себя на том, что вслед за Вадимом Сергеевичем растягивает губы в преглупой улыбке. Чуть помедлив, он снова заговорил:

– Так позвольте все-таки спросить, что ведет вас к Арсентьеву в столь поздний час? Надеюсь, вы не из-за меня пустились в этот путь?

– Видите ли, друг мой, князь Арсентьев мучается животом, а поскольку доктор, пользовавший до того местное дворянское сословие, приказал долго жить, его сиятельству больше не к кому обратиться. На всю округу кроме меня нет ни одной живой души, обладающей должным уровнем квалификации и опытом. Если, конечно, не считать нескольких фельдшеров из городской больницы, двух-трех повитух и престарелого мастера зубных дел.

– Так вы лечите самого князя?

– И князя, – согласился Нестеров, – и сестрицу их Софью Афанасьевну, и Вебера Константина Вильгельмовича – станового пристава, и даже самого городничего! – он опять негромко рассмеялся. – Только не подумайте, Иван Карлович, ради Бога, что от каких-то особенных заслуг! Так, за неимением!

– Вне всяких сомнений, вы к себе несправедливы! – уверил Фальк скромничающего слугу медицины.

– Вот и сегодня, – продолжил доктор, – чуть только уладил дела, сразу было к князю, раздобыл ему кое-какое снадобье, к слову сказать, преотменное! Но вышла заминка, прибыл нарочный от господина Бриген… Пардон, в целях соблюдения принципа конфиденциальности давайте с вами забудем фамилию, которую я только что произнес. Словом, у одного из моих пациентов приключился острый приступ подагры. После еще, как вам известно, заскочил на почту. Короче, припозднился. Да оно ведь для вас, Иван Карлович, даже и лучше вышло.

– О, безусловно! Вы даже и не представляете, насколько я вам благодарен! Право, только воображу себе очередной ночлег на постоялом дворе… брр! Нет уж, увольте, слуга покорный. Отныне, Вадим Сергеевич, я навеки ваш должник! Просите меня, о чем сами хотите, я не приму отказа! Кстати сказать, об отказах… Меня разбирает любопытство, почему городской извозчик не пожелал отправиться к князю? Неужели и впрямь леса испугался? – тут он понизил голос и перешел на шепот. – Здесь что, пошаливают, да?

Лицо титулярного советника впервые за все время приняло непривычно серьезное выражение. Он надолго замолчал, точно обдумывая, стоит ли отвечать на этот вопрос.

– Бывает, что и пошаливают. Как без того? Но боюсь, Иван Карлович, голубчик, что дело здесь в другом. Видите ли, местных больше тревожит не лес, а само поместье Арсентьевых.

– В самом деле? – нахмурился молодой человек.

– Поверьте, у них есть на то причины, и, признаюсь вам, что совершенно небезосновательные. Хотя большей частью все это, конечно, нелепые слухи и страшные басни. Не более того! Да вы, наберитесь терпения, друг мой, скоро сами все узнаете. Впрочем, вот я вас, о чем, стало быть, желал бы предуведомить…

Не успел он окончить фразы, как колесо экипажа с размаху налетело на древесный корень, что сверх меры разросся на пути. По светлому времени объехать его не составило бы особого труда, но только не теперь. Не в бледном мерцании фонаря.

Кони безо всяких трудностей и с видимым равнодушием перешагнули распростертое на дороге препятствие, однако бричке препона оказалась не по зубам. Коляску подбросило на добрую сажень и с изрядной силой швырнуло обратно. Стеклянный футляр светильника немедленно отозвался высоким жалобным звоном, и в один миг сделалось вокруг совершенно темно. Ну, хоть ты глаз коли.

Доктор, едва удержавшийся на облучке, мгновенно спохватился и поспешил остановить упряжку, дабы ненароком не наскочить на что-нибудь еще. Лошадки-умницы послушно встали, закивали вихрастыми головами.

– Проклятье! Вы целы, Иван Карлович? – послышался в