– Если будет на то ваша воля, девушки могут играть во дворце во время официальных празднеств, – говорит Хюи.

– Для меня это будет удовольствием.

Я с сожалением покидаю храм, а вместе с ним и пределы Дома Жизни, в чьей библиотеке, этом хранилище ритуалов и изречений древних, прошла большая часть моей юности.

Мною овладевает странное волнение. И мысли мои устремляются к юной арфистке, столь же обворожительной, как ее музыка.

Ворчун ходил в солдатах с юности. На прошлом месте службы, в казармах Мемфиса, он охранял кухни, но так надоел своим брюзжанием командиру, что тот перевел его в палестинскую крепость Газа.

Местных племен египтяне опасались, поэтому держали там гарнизон, призванный хранить спокойствие в регионе. Командиров сюда назначали опытных, солдат набирали из тех, кто хотел жалованье побольше или кто вечно всем был недоволен, но тем приятнее было вернуться домой, в Египет, после многих месяцев службы…

Сирийско-палестинский коридор оставался уязвимой зоной. Тутмос I жестоко подавил волнения, и в регионе снова воцарился мир, однако банды грабителей продолжали нападать на караваны и заявлять о своей ненависти к Египту.

Между египтянами и палестинцами – минимум контактов и максимум подозрительности. Администрация фараона обложила местных податями, но в обычаи их не вмешивалась.

Полноватый для своих пятидесяти лет, Ворчун страдал от болей в пояснице и считал дни до перевода на новое место. Год в Газе – ему этого хватило с лихвой. А впредь попридержать свой длинный язык он сумеет…

Весть о смерти Хатшепсут радости в гарнизоне никому не прибавила. Удастся ли ее преемнику, по слухам, совершенно бездарному правителю, удержать в равновесии этот вечно кипящий котел? Предчувствия оправдались: было приказано усилить сторожевые посты и патрули. Показать палестинцам, что им лучше вести себя смирно.

Местные намек поняли. В деревнях царили тишина и покой, так что бдительность египтян стала понемногу ослабевать. У Ворчуна настроение и вовсе было отличное – скоро он вернется к нормальной жизни.

Погода стояла пренеприятная – жарко и влажно.

– Что у нас на ужин? – спросил Ворчун у повара.

– Свиные ребрышки и бобовое пюре.

– Ничего другого придумать не можешь?

– Я готовлю из того, что дают. Через месяц вернемся в Мемфис, вот там и попируем! Эта проклятая пустыня надоела мне хуже горькой редьки!

– Не тебе одному.

Разговор прервал призывный сигнал трубы.

– Что еще стряслось? Надо идти!

Комендант крепости созвал людей, чтобы заново распределить патрули. Ворчуну, конечно, повезло меньше всех: сторожить ночью, да еще и за стенами крепости.

– Не моя же очередь! – возмутился он. – Некоторые лодыри еще ни разу в ночь не ходили!

– Приказ есть приказ.

– Тогда дайте двойную пайку! Мне же ночь стоять на ногах.

– Получишь!

Ворчун понуро поплелся назад, на кухню. Спальня у рядовых, конечно, не роскошная, но даже там лучше, чем под открытым небом. А сегодня и неба не видно. Погода мерзкая, и работа такая же.

Два поджаренных куска свинины, большая миска бобового пюре, каравай хлеба, кисловатое пиво… Насытившись, солдат вооружился палицей и копьем. С закатом солнца он завершил свой первый обход крепости.

Куда ни глянь – песок, камни, дикие травы. Таким пейзажем не полюбуешься. Ворчуну вспомнились египетские сады, водоемы, обилие цветов. Здешние же ветры рождали мигрени и боль в горле, которыми постоянно мучились солдаты.

Как обычно, ничего настораживающего… Разрозненные палестинские племена не посмеют напасть на египетский бастион; они без конца дерутся друг с другом и не способны избрать вожака, который возглавил бы бунт.

Ворчун присел на толстую циновку, воткнул копье в землю. Сегодня, в новолуние, небо затянуло облаками, но хотя бы тепло. Пора уже идти на второй круг, такой же бесполезный, как и первый. Единственная приятная перспектива: завтра отдых.

Странный звук – словно сухая веточка хрустнула под сандалией. А следом – приглушенный крик.

Ворчун вскочил, вскинул копье.

– Кто идет?

Сначала – ни звука. Ложная тревога?

Из темноты возник палестинец с большим ножом. А за ним – другой, третий, десяток, сотня…

От страха Ворчун словно окаменел.

– Тревога! Тревога! – дрожащим голосом проблеял он. – Враг у ворот!

Прижавшись спиной к воротам в надежде, что они вот-вот откроются и можно будет спрятаться в крепости, Ворчун изловчился и всадил копье в первого недруга. Но еще трое набросились на него, пока египетские лучники через бойницы в стене напрасно пытались остановить эту лавину.

Попирая ногами труп Ворчуна, палестинцы положили под ворота дрова и подожгли их при помощи горящих угольев. Скоро проход был открыт, и маленькая армия из племен, объединившихся под началом предводителя-сирийца, ворвалась внутрь.

Приказ у них был простой: сровнять с землей этот символ египетского присутствия в Палестине. Пленных не брать.

Узнать, о чем говорит народ, проще всего в трех местах: на рынках, на причалах, где разгружают съестное и прочие товары, и в тавернах, причем не важно, подают ли еду и питье в помещении или на открытом воздухе. Тут Старик бывал регулярно, а еще расспрашивал крестьян, чьи поля находились по соседству с его виноградником и пастбищем для коров.

– Так, идем во дворец! – объявил он своему ослику. – Не умирать же нашему царю от жажды!

Возведенный в высокий сан вожака стада, Северный Ветер, помимо роста и силы, имел еще одну особенность – он всегда знал, куда идти. А с недавних пор, к раздражению владельца, еще завел привычку выражать свое мнение. Соглашаясь, ослик поднимал правое ухо, но зато, если поднималось левое, Старик мог без толку разглагольствовать часами.

Вереница осликов довольно быстро добралась от винных погребов Старика до дворца. Как и было уговорено, слуги тут же позвали нового виночерпия, который не заставил себя ждать. Пока шла разгрузка, Минмес попробовал новую партию вина.

– Великолепное!

– Я же обещал, что качество будет не хуже.

– Постарайся и цену удержать, она и так высока.

– С ценой – другая история. Все зависит от урожая, от того, сколько пришлось повозиться с лозой, и еще от кучи непредвиденных мелочей. Я за капризы природы не ответчик.

– Идем в мой кабинет, выпишу тебе платежное поручение.

Похоже, Минмес относился к числу сановников не просто организованных, а помешанных на порядке. Свитки папирусов аккуратно разложены по многочисленным полочкам, писчие принадлежности безукоризненно чисты и лежат на своих местах на низком столике…