– Никаких операций. Физически здоровые и крепкие дебилы – совсем не то, что нам сейчас нужно. А пара припадков в неделю, думаю, в технических подразделениях особого вреда его работе не нанесёт. Посмотрим, не пройдёт ли всё само. До Комиссии.

Не прошло.

Ему в плане роста и взросления повезло: с физическим здоровьем всё в порядке. Припадки правильней всё же считать проявлением болезни Сознания. Психики.

А это – ничуть не лучше. Как сказал тогда, на Комиссии, Майор Коллинз:

– Страшно давать тебе в руки автомат, Мэлт. Ты же можешь во время судорог невольно нажать на спусковой крючок! В любой момент, поскольку себя не контролируешь.

И позже, когда он на коленях, рыдая в голос (поскольку осознавал, как будут на него смотреть в тыловых частях, Обслуживания, или Вспомогательных, если его при такой комплекции и фигуре комиссуют!..), умолял всё же зачислить его в действующие части передовой, Майор пояснил. Словно это нуждалось ещё и в пояснении:

– Пойми меня правильно, Мэлт. У нас полно и чужих врагов. Так что не хватало нам только своих! Да, я знаю, сознательно ты не хочешь навредить никому… Но это может случиться абсолютно независимо от твоей воли и желания. Я не могу взять на себя такой риск… Такую ответственность. Да и в Оранжерее сейчас острейшая нехватка рабочих рук. А ты – парень здоровый! Помоги же своей Родине всем, чем сможешь!

Мэлт стиснул зубы так, что хрустнули челюсти: воспоминания девятилетней давности до сих пор жгли, как огнём… И каждый день, когда он ловил на себе эти взгляды и чувствовал шепоток за спиной, это добавляло горечи к его состоянию…

Да, он невоеннообязанный. Но – единственный «физически здоровый» в их Секции Оранжереи. И без «ограниченной способности к мышлению». Поэтому и самая сложная и тяжёлая работа на нём: таскать наполненные собранными с кустов и деревьев (напоминавших, скорее, пауков со всеми своими расчалками и подвязками), плодами, контейнеры на ленту конвейера. Мыть эти громоздкие ящики, когда их опорожнят на Кухне, и спустят назад.

Следить за этим самым кухонным конвейером: смазывать подшипники застарелым и похожим, скорее, на мастику-герметик, и воняющим гнилью, солидолом. Менять разбитые шестерни привода на менее разбитые (потому что других – нет!), передвигать раму сборника, чтоб сборщики не таскали всё собранное через весь корпус…

Да, работы, как верно отметил Майор, навалом. И польза от него здесь ощутима. Можно бы гордиться – он нашёл своё Место. Может делать всё, что нужно, сам.

Если бы только не шушуканье за спиной и презрительно-завистливые взгляды…

Однако теперь, после знакомства с Мирандой, он чувствовал себя куда свободней.

Нет, не то, чтобы обида и горечь стали меньше – ничуть не бывало. Зато теперь он знал, что годится на что-то ещё, кроме ремонта механизмов, и обязанностей вьючного мула.

Познакомились они с Мирандой абсолютно случайно: он менял изношенные ролы пищевого конвейера на верхних, армейских, Уровнях, а она шла на склад за новым магазином для автомата. И гроверная гайка, выскользнув из его покрытых старой осклизлой и комковатой смазкой рук, попала прямо ей в макушку. Головка девушки вскинулась:

– Осторожней, техник! Было бы обидно погибнуть не в бою…

На что он, потерявший дар речи от её ослепительно-живого, лучившегося внутренней силой и иронией, взгляда, только и смог пролепетать:

– Простите, Бога ради, госпожа сержант! Одному очень трудно удерживать все эти детали… – показав жирные черные руки, держащие ключи и эти самые детали.

На это она усмехнулась:

– А что же, вам вот прямо некому и помочь?!

– Да, получается так… Все остальные в моём Подразделении ростом… или мозгом не вышли. Так что по ремонту я – единственный спец.

Она заинтересовалась. Даже вскинула изящным движением одну бровь:

– А почему это такой высокий, сильный и явно неплохо соображающий молодой человек – не в Армии?!

Он даже спустился на две ступени стремянки:

– Доблестная госпожа сержант! Я был бы по гроб жизни благодарен вам, если б вы взяли меня в своё Подразделение! Хоть боеприпасы подносить, хоть форму штопать – я на всё согласен, только бы уйти из Оранжереи, где все говорят… И думают – вот в точности как вы!

– Но вы не ответили на мой вопрос, техник, – её брови теперь нахмурились, сойдясь на переносице. Она ведь не дура – отлично вычислила, что раз такого по всем параметрам подходящего мужчину забраковали для строевой, значит – причина очень веская!

Пришлось рассказать про эпилепсию. Кажется, при этом он кусал губы, и почти плакал – она не могла не заметить, чего ему стоит ощущать себя… И крепким телом…

И – опасным в смысле психики! Опасным для своих же.

– Нет, техник, так не пойдёт. Эпилепсия – это не шуточки… А часто у вас случаются приступы?

Он поспешил сообщить, что нечасто! Максимум – два-три раза в неделю. И проходят быстро – через три часа после конвульсий он уже вполне может работать!

– Нет, – вздохнув, и покачав головой ответила она тогда, – Я на себя такую ответственность не возьму. На передовой я должна быть уверена в каждом своём собрате, в каждом бойце… Но вы, техник, можете зайти сегодня ко мне в комнату после смены – моя кончается в двадцать ноль-ноль. Помещение сто сорок один дробь два, Уровень Пи.

Мы… могли бы обсудить ваш статус.

Статус оказалось обсудить и установить достаточно просто.

В тот же вечер они стали любовниками.

И постепенно Мэлт обнаружил, что под коркой непримиримого бойца скрывается почти такой же обычный, и терзаемый сомнениями и страстями человек, как и он сам. Разве что чуть лучше знающий своё предназначение.

Убивать. Безжалостно и методично убивать врагов…

Но это вовсе не угнетало женщину, и не создавало ей проблем с совестью, как он, было, подумал вначале!

Однажды, лёжа расслабленно поперёк постели на сбитых в кучу и влажных от их пота простынях, она задумчиво призналась ему, пытаясь наматывать короткий локон на пальчик (ни фига он не наматывался – военная стрижка запрещает возможные помехи в виде лезущих не вовремя в глаза волос!):

– Я, конечно, обожаю своих ребят… И стрелять люблю… Особенно – с толком.

Вот только в древние времена женщины не призывались в Армию. И, по-моему, это было правильно. Женщина должна рожать. И воспитывать воинов. Или других, будущих, матерей… А для многих из нас матерей заменили Автоклавы. А родителей – Воспитатели и Инструкторы. Что-то есть здесь неправильное… В Природе ведь – не так!

– Откуда ты знаешь? – уставший Мэлт обычно вяло поддерживал разговоры на «отвлечённые»,