не надо играть роль любящего мужа. Сам хотел вечером тебе рассказать и поэтому хочу разговаривать с адекватной женщиной, а не с истеричкой. Подумай над этим, пока я гуляю с дочками.

Слезы появились на глазах, и я тихо всхлипнула. Человек, которого я любила шесть лет и думала, что он моя половинка, говорит мне такие обидные вещи. Дыхание застряло в груди от осознания, что Прохор даже не раскаивается. И не пытается оправдываться. Сейчас смотрел сквозь меня и, видимо, ждал детей, которые были увлечены игрой.

Я услышала радостный визг, и мимо меня пробежали близняшки, которые повисли на отце. Он, больше не сказав ни слова, ушел с ними. Медленно приходила в себя и поняла, что он не взял с собой Сонечку. Я прошла в комнату и увидела мою девочку. Дочь сидела за столом, но, видимо, ждала меня.

— Мамочка, ты плачешь и с папой ругаешься?

Я обняла мое сокровище и поцеловала в макушку. Хотелось ощутить, что я сейчас не одна.

— У папы есть другая семья, Сонечка, и он уйдет к ней. Поэтому мы скоро поедем к бабушке и дедушке.

— Он меня не замечает, а сестрам будет тяжело без него.

В ее глазах появились слезы. Она обняла меня.

— Доченька, я понимаю, тебе больно. Прости меня, что я раньше этого не замечала. Главное, знай, что я тебя люблю.

— Мамочка, я тоже тебя люблю.

Корила себя за причиненную боль дочери и твердо решила исправить это в будущем. Еще раз поцеловала и попросила Сонечку порисовать.

Я позвонила маме. Она возмущалась и плакала, но оказала мне такую нужную поддержку и заверила, что они с папой нас ждут. После разговора с ней стало легче, и я поняла, что возвращение в родной город будет правильным решением. Здесь меня ничего не держит. Но теперь я не знала, чего ждать от мужа. На что он готов, ради другой семьи? Оставила заявку в адвокатской конторе и получила краткую консультацию. Как я и думала, на имущество претендовать не могу. Бизнес и квартира были оформлены до брака. Отец Прохора боялся, что сын ошибется и женится не на той. Но я никогда на это не обращала внимания. Когда я уезжала с мужем в Хатаванск, мечтала о счастливой семейной жизни и доме, наполненном смехом детей. Потом у нас родились дочери, я улыбалась и думала, что, когда мы будем старенькие, купим дачу, и нам будут привозить на лето внуков. Я любила Прохора и жила только им и детьми.

Оставались алименты, и я только надеялась, что муж не будет мерзавцем и будет платить достойную сумму. Можно договориться самим или через суд. Может, об этом он хотел поговорить? Близняшек он любит и не оставит их без обеспечения.

Прохор вернулся в полдевятого, и пришлось еще полтора часа изображать перед близняшками искреннюю радость. Рано им еще узнать правду.

Но сейчас дети спали. Я ощущала частый пульс и сильное сердцебиение, все мое тело было напряжено, когда я присажилась за стол и скрежетала зубами от спокойного вида Прохора. Он делал вид, что ничего не происходит. И мы пришли выпить чай после того, как уложили детей спать. Когда я уже хотела начать разговор и сказать, что подала на развод, муж поднял руку и решительно остановил меня.

— Настя, пожалуйста, не надо мне говорить, какой я подонок и как тебя обидел. Даже слушать не хочу. Да, я тебя больше не люблю и хочу развода. Так бывает. Заявление видел и уже подтвердил.

Я смотрела в его холодные глаза и понимала, Прохор действительно сбросил маску, это ранило меня. Мои чувства его больше не волновали. Ощущала скованность в груди, и, казалось, из меня вышла вся энергия. Он даже не собирается извиняться или что-то наладить. Просто слова, но они как стрелы, которые вонзаются в сердце. «Больше не люблю и хочу развода. Я иду в счастливое будущее со своей Лидой, а ты уезжай». Я тоже не хочу жить с предателем, но от осознания, что муж даже не раскаивается, неимоверно больно, и слезы наворачиваются на глаза.

— И зачем ты так долго изображал любящего мужа? Почему раньше не ушел?

Голос Прохора поменялся, он стал нежным, а глаза заискрились. Он широко улыбнулся и посмотрел в сторону детской.

— Я обожаю моих крошек и хочу, чтобы они жили рядом. Если ты их увезешь, я не смогу их часто видеть. Для меня это немыслимо.

Его лицо побледнело, и последние слова он произнес дрожащим, неуправляемым голосом. И я поняла, он действительно боится, что я уеду. Но знать, что муж играл свою роль только ради детей, было невыносимо. Глаза щипало от слез.

— Почему же ты так не любишь Соню? Она тоже твоя дочь.

— Настя, не читай мне нотации, мы здесь не для этого собрались. Мое сердце принадлежит только Маше, Марине и Лиде с Алешкой.

Я почувствовала, как задрожали мышцы, сердце бешено колотилось от его слов. Встала и не думая, подошла и снова залепила пощечину. За Сонечку. Пусть на себе ощутит всю ее боль.

Его глаза сверкнули, а ноздри раздувались. Он потер щеку и процедил:

— Истеричка, которая так и не успокоилась, а я всегда считал тебя умной. И, тем не менее Соня тоже моя дочь, и я о ней забочусь и по-своему люблю. Я здесь для серьезного разговора. У меня есть к тебе выгодное предложение. Я долго его обдумывал.

Пятна плыли перед глазами, и накатывала дурнота. Хотелось, чтобы он уже ушел, но надо было договориться об алиментах.

— Слушаю.

— Я тебя полностью обеспечиваю. Переписываю эту квартиру на тебя. Делаем соглашение у нотариуса на хорошую сумму для обеспечения детей. Я ухожу из твоей жизни, и ты видишь меня только по вечерам, когда прихожу забрать Машу и Марину. И до совершеннолетия дочек ни в чем не нуждаешься. Но мое условие. Ты из города не уедешь.

Было ощущение, что мне не хватает воздуха. Хочет посадить меня в золотую клетку, а я буду ждать, когда его милость закончится? Ну уж нет. Есть алименты, и я найду работу.

— Что будет, если я уеду?

Его лицо расплылось в недоброй улыбке, а взгляд стал диким.

— Для тебя ничего хорошего, и если ты не дура, то примешь мое предложение. Я знаю, что должен платить пятьдесят процентов алиментов. И я знаю, что ты уже раскатала губу на приличную сумму, чтобы от меня не зависеть. Но, поверь, я все сделаю для того, что ты