– Ну так шо? Хай буде, не жалко!

Когда в школе Катин класс проходил «Обломова», Катя прочла описание того, как Обломов смотрел на локотки своей жены Агафьи Пшеницыной, когда та хлопотала на кухне. И тут же вспомнила бабу Тосю. У нее были такие же полные мягкие руки с ямочками на локтях, ласковые, но сильные и проворные, когда это требовалось. И смотреть на них было одно удовольствие.

И вот теперь ее дочь, Алена, на памяти Кати никогда, ни разу не участвовавшая в приготовлении, поставила перед Катей тарелку с ниточками лапши, плавающими в прозрачном наваристом бульоне вместе с мелко порубленной зеленью. Будто сама баба Тося стояла у плиты все это время. Катя даже не подозревала, что мать умеет делать так же – за всю жизнь та никогда не варила это блюдо дома, в Москве.

Видя Катин взгляд, Алена нахмурилась.

– Не будешь?

– Буду.

– Кушай. Это вкусно, – словно спрашивая или уговаривая, неуверенно пробормотала Алена.

И Катя ела. Обжигая язык и исходя по́том. И это правда было вкусно.

Назавтра вернулась из Крыма Настена Сойкина… Она заскочила ближе к обеду, загорелая, с радостными глазами и громким южным говорком, и слопала две тарелки супа. Кате в это время дня становилось дурно от самой мысли о горячей пище – летом из-за этого она почти не ела и худела еще больше. Вчерашняя лапша была не в счет. А вот Настю жара, напротив, нисколько не смущала. Она с аппетитом хлебала бульон, от которого лениво поднимался пар. Выгоревшая майка открывала ее полненькие плечи и налившуюся грудь.

Настя поминутно стреляла глазами на подметающую пол Алену, и когда та вышла за порог, зашептала:

– Ты завтра идешь?

– Куда? – не поняла Катя.

Настя вытаращила глаза:

– Тю! С ума сошла? Все ж только…

Входная дверь впустила поток горячего воздуха с улицы – и Алену. Настя замолкла на полуслове, и было видно, как она с трудом сдерживает нетерпение. Ей пришлось ждать, пока Катя помоет посуду и переоденется, чтобы идти на речку. Наконец, захватив с протянутой через двор бельевой веревки полотенце и кликнув Найду, они вышли в сад и стали спускаться вниз. Сойкина, одергивая явно маловатую ей, несколько раз перелицованную юбку, оглянулась на окна дома.

– Ну, так идешь или нет?

– Да куда? Можешь толком сказать-то?

– Ну ты даешь, – закатила глаза Настя. – Завтра ж Иван Купала!

Естественно, Катя знала о таком празднике. В школе, небось, Гоголя все читали, «Вечер накануне Ивана Купала» и прочую чертовщину. И даже если завтра этот самый день – пусть. Только вот какое отношения это все имеет к ним?

Видимо, недоумение проявилось на ее лице, потому что Настена даже причмокнула от предвкушения:

– Ну, подруга… – и выдержала паузу, такую долгую, что Катя успела пожать плечами и продолжить путь.

– Ладно-ладно, ну шо ты сразу как маленькая! – догнала ее Сойкина и зашагала рядом, отмахиваясь от назойливых мух хворостиной. – Завтра вечером будут за мостом праздновать! Всем поселком. Прямо как раньше, ну, до революции еще. Прикинь?

Кате тут же представилось древнее действо с прыганием через костры, хороводами и венками на воде. Ну да, ага, в конце двадцатого века, как же.

– И, ясное дело, всем поселком через костры прыгать будем…

– А вот будем! Евграфов в город ездил, они ж там мэра по весне выбрали, так там на Троицу теперь три дня гуляют. Такой новый… как сказать-то… традиция, короче, новая. Не день же пионерии! И Евграфов захотел в нашем районе тоже какую-нибудь традицию ввести. Собезьянничал. Решил, будем Ивана Купалу праздновать. А что, очень даже…

Евграфов был главой района, то есть местный князек, по прясленским меркам – царь и Бог.

– Ну, если Евграфов… – протянула Катя с насмешкой.

– Кать. Да ладно тебе строить из себя… – вдруг вздохнула Настя. – Никто ж не заставляет тебя никуда идти. Не хочешь – не надо. Сиди дома как дура.

Настя раскусила ее. Кате не по себе было на больших сборищах, она дичилась шумных компаний, незнакомых людей. Хотелось бы ей с легкостью шутить, знакомиться со всеми, хохотать чьим-то шуткам. Но так легко, как у той же общительной Насти – не получалось.

Они вышли на пляж. Найда тут же забежала по брюхо в реку и стала жадно лакать. Ее язык заработал мощно, словно водяное колесо на мельнице. Стягивая юбку и футболку, Настя все еще молчала – дулась на подругу. А Катя уже забежала в реку и поплыла. После раскаленного воздуха и спекшейся земли под ногами, вода казалась звонкой. В голове тут же стало просторно и свежо.

Наконец, пыхтя и отфыркиваясь, до резвящейся на середине реки Кати доплыла и Настена. Плавала она неважно, по-собачьи перебирая руками у подбородка, и такое далекое плавание для нее было сродни подвигу.

– Настен, а во сколько начало-то? И где? Я ж пойду! – наградила ее Катя за усилия.

– Ой, ну слава Богу! В десять, за мостом, напротив парка. Я ж почему шепотом-то говорила… Вдруг тетя Алена не отпустит? Тогда можно прикинуться, что спишь, а потом через окно вылезти, да?

Катя думала, что ее согласия будет достаточно, чтобы можно было обсудить что-то другое. Но Настена так увлеклась предстоящим действом, что не могла говорить ни о чем больше. Она, оказывается, даже от родственников приехала специально на три дня раньше, чтобы не пропустить завтрашний вечер. И пока солнце пекло и щипало плечи, пока рядом гудела оса, пока Найда отряхивалась и топталась мокрыми грязными лапами по покрывалу, и когда жарить стало нещадно, и пришлось перебраться в тень большой ивы – девушка все тараторила, тараторила. Катя давно перестала слушать и палочкой чертила рожицы на песке. А потом почему-то начертила лодку, и тут же зачеркнула.

Но к чему она уже совсем не была готова, так это к тому, что дома тема грядущего праздника продолжится. Вернувшись с пляжа, она узрела еще одну сцену рассказов и уговоров – это мамина подруга, тетя Оля Дубко, расписывала Алене радужные перспективы. Она сидела на табуретке и от полноты чувств качалась взад-вперед:

– Ален, ну хватит! Если я говорю, что надо идти, значит, надо. Все, баста. Надо.

– Оля, кому? Мне и тут хорошо.

Катя усмехнулась:

– У меня уже во-от такая голова, Настена все уши прожужжала про завтра.

– И что, пойдешь? – оживилась еще больше тетя Оля.

Катя пожала плечами:

– Пойду.

– Вот! Аленка, бери пример с дочери. Ну не томи!

Алена и Катя переглянулась. Алена вздохнула и сокрушенно кивнула.

– Только ни через какой костер я прыгать не буду, ясно?

Следующий день отличался от предыдущих. На него словно отбрасывал всполохи еще незажженный на берегу купальский костер. Настроение с самого утра было приподнятое.