Ирина тоже молчала, так и не смотря на него. Он же сосредоточил свое внимание на огне, начав поправлять поленья, то и дело вскидывая глаза на ее красивое бледное лицо и чувствуя, что сказал искренне и совсем не хотел обидеть ее. Но она отчего-то огорчилась.

— Вы обиделись? Я не хотел оскорбить вас, Ириша, — мягким обволакивающим голосом произнес Александр. Эти интимные моменты, когда она сидела рядом и он мог говорить с ней без этикета и просто любоваться ею, завораживали молодого человека неимоверно. — Могу я называть вас так?

— Нет, — ответила она тихо и подняла на него темно-ореховый взор.

— Отчего же? — поинтересовался он.

— Потому что мы с вами знакомы несколько часов, Александр Григорьевич. Нас не представляли друг дугу, как должно, и вообще, я не имею права находиться рядом с вами, здесь, наедине. Это как минимум неприлично.

— Прямо трагедия для вас, как я посмотрю, — ехидно заметил он.

— В каком-то смысле, — напряженно ответила она, моргнув несколько раз. — И надеюсь, вы не будете позже распространяться в обществе о том, как мы сегодня познакомились и что делали теперь. Иначе моя репутация будет навсегда испорчена.

— Ничего зазорного мы и не делали, сударыня. Я всего лишь поднял вас на чердак и усадил к костру, что в этом дурного, я не пойму? — уже недовольно заметил Измайлов, заводясь.

— Александр Григорьевич, я прошу вас. Дайте мне обещание, что не будете рассказывать об этом.

— Хорошо, обещаю, — буркнул он и наконец убрал свой поглощающий горящий взор с ее лица, переведя его на огонь.

Он начал нервно помешивать горящие уголья. Ирина видела, что он обиделся, но ей было все равно. Это было даже к лучшему, ведь теперь он перестал смущать ее своим настойчивым взглядом, который вызвал у нее мурашки по всему телу.

— Уже совсем темно, — через некоторое время тихо вымолвила она, зевая.

— Можете лечь на лавку, подремать, вы наверняка устали, — предложил он, вновь выглядывая на улицу и видя, что вода начала немного спадать. — Думаю, до рассвета мы вряд ли выйдем отсюда.

Подойдя к ее одежде, висящей на спинке стула с другой стороны от костра и на выступе дымохода, он осмотрел ее.

— Редингот высох, платье нет. Можете накинуть его для тепла.

— Благодарю, — кивнула Ирина, принимая из его рук свою верхнюю одежду. — А вы?

— Подремлю сидя, — заявил он, пододвинувшись на самый край лавки ближе к стене с окном и освобождая для девушки как можно больше места. — Я привыкший. Порой в окопе приходится дремать и в худших условиях, — сказал он безразлично. — Хотите пить?

— Да, у вас есть?

Кивнув, Измайлов достал из сумы под лавкой небольшую фляжку и протянул ей. Девушка глотнула всего пару раз, опасаясь, что после захочет облегчиться, а здесь это было невозможно сделать. Потому Ирина быстро отдала ему фляжку обратно.

Сняв с шеи теплый платок, она положила его под голову и легла. Поправив на ногах плащ и, укрывшись еще своим рединготом, прикрыла глаза. Ее ступни лежали у его бедра, чуть задевая молодого человека. Он же, опершись о стену, также прикрыл глаза, несколько раз глубоко вздохнув.

Ириша почти уже задремала, убаюканная завыванием ветра за окном и тихо потрескивающими в костре поленьями, как вдруг в тишине услышала глухие слова Александра:

— И что с того, что нас не представляли друг другу? — и далее добавил после некоторого молчания: — Мне отчего-то кажется, будто я знал вас всегда…

Она напряглась всем телом и промолчала, так и не открывая глаз, делая вид, что спит.

Проснулась Ирина от легкого прикосновения к своей щеке. Распахнув глаза, она увидела над собою Измайлова. Его лицо находилось очень близко, и на миг ей показалось, что он хочет поцеловать ее.

— Что вы делаете? — спросила она глухо спросонья, опершись рукой о скамью и приподнимаясь.

— Ничего, — буркнул он и тут же поднялся с корточек, выпрямился и чуть отошел от нее.

Было ужасно холодно, и девушка зябко поежилась. Отметив, что уже светает, Ириша села на лавке, отмечая, как Александр присел к догорающему костру. Он как-то странно посмотрел на нее и проникновенно вымолвил:

— Может быть, я хочу испортить эту вашу «правильную» репутацию. Вдруг ваш батюшка после этого отдаст мне вас в жены.

— Если это шутка, то весьма неуместная, — выпалила она, опуская ноги и видя, что ее ботиночки стоят рядом с лавкой.

— Ваши вещи высохли, можете одеваться, — как-то недовольно заявил он и быстро отошел к окну, отвернувшись.

Ирине повторять было не надо. Она проворно стащила свою одежду со стула и как можно скорее облачилась в нижнюю юбку, чулочки, платье, надела редингот и ботинки. Уже на ходу повязывая шейный платок, она приблизилась к Измайлову, который, как истукан, стоял все это время к ней спиной и смотрел на улицу. Привстав на носки, она тоже выглянула в грязное пыльное окно и увидела улицу, чуть запорошенную снегом. Радостным взором она отметила почти сухую улицу, дворников, которые пытались навести порядок после наводнения, собирая остатки бревен, и даже пару экипажей, ехавших по мостовой.

— Боже! Вода спала! Как чудесно! Вы были правы, Александр Григорьевич!

Она быстро застегнула свой редингот, отмечая, как идет пар изо рта, похоже, за ночь сильно похолодало. Устремившись к выходу с чердака, Ирина обернулась к молодому человеку, который в этот миг надел своей мундир, оставленный ею на лавке, и начал застегивать его.

— Вы поможете мне спуститься, сударь? — попросила она настойчиво.

— Сейчас помогу, — пробормотал как-то недовольно он, удостоверяясь, что угли потухли.

Надев на плечи плащ и подхватив свой кивер и небольшую поклажу, он подошел к ней. Спустился сам, потом помог девушке. Затем они прошли на первый этаж дома по мокрой лестнице и выглянули наружу.

Уже на узком крыльце Ирина повернула к нему лицо и, улыбнувшись, сказала:

— Спасибо вам за все, Александр Григорьевич! Прощайте!

— Могу я проводить вас до дому вашего батюшки?

— Не стоит, — ответила она строго. — Я сама доберусь. Всего хорошего, поручик.

Измайлов промолчал, уязвленный ее отказом, и остался стоять на крыльце заброшенного дома.

Ирина же быстро пошла по мостовой, стараясь не ступать на замерзшие скользкие лужи, более даже не обернувшись. Уже через пару минут около девушки остановился извозчик, и она,