Но матери лучше, гораздо лучше. Значит, другим больным тоже. В Доме на Каме, где сейчас живет ее мать, совершенно точно. Она ездила туда две недели назад. Выходит, в подмосковной лечебнице старичкам и старушкам стало хуже по какой-то другой причине?

Катерина обхватила себя руками. Пальцы впились в ребра. Она на самом деле похудела. "Таешь на глазах", — вздыхал Вадим. Она улыбнулась.

Вспомнив о Вадиме, почувствовала, как напряжение отпустило. Так что же? Поехать в лечебницу? Самой посмотреть, узнать, почему больные не хотят ее лекарство?

Она не кинулась в прихожую, она медленно пошла.

Поехать. На чем, интересно? Ее "матиз" сам прикатил на "бычке". Поймать такси? Но она все деньги отдала за эвакуатор.

Катерина села на галошницу. А кто ее пустит в лечебницу без пропуска? Сегодня выходной. Она представила охранника в черном с головы до пят. Она разработчик лекарства, одного из тех, что горстями засыпают в себя больные. Для него она никто.

Катерина встала, вернулась в комнату. Дрожь прошла, мысли не плясали. Но… если Светлана сказала правду, то матери тоже хуже?

Сердце медленно сползало вниз. Если сейчас не сесть на диван, оно выкатится на пол.

Какой бы нелепой ни была эта мысль, она заставила Катерину опуститься на диван. Почувствовав под собой твердую почву, она больше не думала о глупо ведущем себя сердце. Снова включился разум, который подсказывал: "Ты видела мать недавно. Ей лучше, она полна энергии, даже желаний". Катерина помнила ее совершенно ясный взгляд и абсолютно разумную речь в прошлый раз.

— Я рада, что ты привезла мне ноутбук. Здешнее заведение создано для этнографа. Я не просто живу, я работаю.

Если матери стало хуже, доктор Верхотин позвонил бы немедленно. А может, звонил, когда она с глупым счастливым лицом каталась на "бычке"?

Катерина быстро встала, посмотрела на стол с телефоном. Сейчас она спросит у доктора Верхотина, что происходит у них.

Ноги в пушистых домашних тапочках остановились возле коричневого шкафа. Она с недоумением смотрела на инкрустацию карельской березой, словно видела ее в первый раз. Как будто все, что произошло до звонка, провалилось куда-то. Или стерлось, как ненужный, отработанный файл в компьютере.

Катерина стояла возле шкафа, пытаясь вспомнить что-то важное, но чужой голос в ушах с дурной новостью перебивал мысли.

Она всматривалась в ключ, торчащий из дверцы, заметила краешек зеленоватой ткани. Протянула руку, потрогала. Да это же ткань пиджака… Ах да, спохватилась Катерина, она лазила в шкаф, выбирала, в чем пойти к Вадиму.

Рука безвольно опустилась вдоль тела. Никуда она не пойдет.

Катерина быстро подошла к столу, уверенно сняла трубку. Она позвонит ему прямо сейчас, потому что все преходяще в ее жизни, кроме главного. Катерина быстро набрала номер. Не здороваясь, будто они расстались только что, бросила:

— Вадим, я не…

— Понял. Жаль, — прервал он ее. — На когда перенесем?

Его голос показался чужим, торопливым. Может, она утомила его и он рад от нее отвязаться?

— Не знаю, — ответила она.

Катерина положила трубку на аппарат, убрала руку, вместо того чтобы нажать на рычаг и набрать номер лечебницы.

Тревога, мучившая в последнее время, вернулась. Она мешала дышать, заставляла зевать, ей не хватало воздуха. Катерина знала, что скажет доктор, если она пожалуется. Гипервентиляционный синдром. Но для чего ей доктор? И без него все ясно. Теперь она знает о медицине столько, сколько не всякий выпускник мединститута. Не важно, что она окончила химический факультет МГУ. Между прочим, собиралась заниматься совсем другими соединениями, но… Да какая разница, чего хочет человек и о чем мечтает?! У нее достаточно причин для невроза — больная мать, младший брат, развод, работа… А теперь еще Вадим. Полная корзинка. До самого верха.

Пожалуй, только сегодня, в кабине эвакуатора, в котором она катилась с какой-то щенячьей радостью, Катерина снова поверила, что может нормально дышать. Но видимо, это иллюзия. Реальность — вот она: сломанная машина в гараже, голос в трубке, сообщивший о провале работы.

Катерина подняла голову, увидела свое отражение в зеркале буфета. Он под стать шкафу, его тоже купил дядя Миша еще для квартиры на Кадашевской набережной.

Сердце подпрыгнуло к горлу, дыхание перехватило. А может быть, ее жизнь и жизнь всей семьи закончилась там? Где было место силы, как говорил дядя Миша, а здесь его нет? И все они обессилели?

Наверняка, с печалью подумала Катерина, глядя на себя в зеркало. Посмотреть на ее лицо — в нем что — сила? Лоб нахмурен, глаза тусклые, уголки рта опущены. Воплощенная печаль. Если бы она с таким лицом ехала в "бычке", водитель не кидал бы на нее удивленные взгляды.

Катерина отвернулась от зеркала. Она нажимала и нажимала кнопки на аппарате, черные на белом.

"Доктор, только не говорите, что матери хуже…"

Катерина снова набрала номер. Наконец-то.

— Василия Кирилловича нету, — сообщил женский голос.

— А когда будет? — вздрогнув, спросила Катерина.

— Поздно будет. Он повез всех в кукольный театр.

— К-куда? — Катерина подумала, что у нее слуховые галлюцинации от напряжения.

— Да в район. Куклы приехали. Вот он и повез.

— Простите, а вы кто? — Во рту стало так сухо, что слова царапали небо.

— Я-то? Из монастыря я.

— Вы сестра, верно? Я звоню из Москвы. Моя мать у вас… там…

— А-а, Ксения? Она тоже поехала. Скачет как молоденькая. Радуется, что вы ей ноты привезли.

— Ноты? — удивилась Катерина. Но мать не умеет играть по нотам. Ноты… Но-у-ты… Господи, какая глупая! Да не ноты это. Ноутбук. "Здесь такой интернационал! — всплыл в памяти ее голос. — Я делаю для себя заметки".

— Спасибо! Спасибо, милая вы моя…

Значит, больные в порядке, если они все в кукольном театре? А на подмосковных больных подействовало что-то другое. Не ее препарат. Слава Богу.

Завтра… Что она должна сделать завтра? Главное — машина. Она ей нужна рано утром в понедельник.

Она позвонит своему гаражному мастеру.

Что еще? Пока он будет чинить машину, она…

Нет-нет, больше ничего.

— У Василисы интересный голос. — Ксения Демьяновна подошла к доктору Верхотину в фойе сельского клуба. — Низкий, сильный. — Она улыбнулась. — Такими голосами хорошо руководить… мужчинами, например.

Василий Кириллович рассмеялся:

— Потому-то мой брат не сильно удивился, когда его дочь решила стать актрисой театра кукол. Она со дня рождения руководила всеми вокруг.