– Понимаешь, в одном из тех наших давних разговоров он как-то сказал, что хотелось бы ему посмотреть, где я такое лихое детство провел, а я ему тогда адрес сказал и пообещал, что когда-нибудь покажу. Вот он мне и напомнил, что пора бы мне то свое обещание выполнить, и спросил: «Через час сможешь?» Я, как услышал это, так сразу понял, что не зря он шифруется, так что пришел туда только тогда, когда убедился, что «хвоста» за мной нет. Так мы с ним и встретились через много-много лет во дворе того дома, где наша семья до моих шестнадцати лет жила.

– То есть этот адрес в твоем личном деле не отражен, – понятливо кивнул Гуров.

– Пришел я, а там прямо-таки хлюст какой-то молодой на лавочке сидит! Я бы на него и внимания не обратил, если бы он сам меня не позвал. Да и признал-то я его только после того, как он темные очки снял. Рассказал он мне вкратце, что и почему с Васильевым приключилось, и попросил другу своему помочь, да и вообще в этом деле разобраться, и я обещал. А основательно мы с ним уже вечером у него дома посидели, и опять-таки я проверялся, как только мог. Он сказал, что, как только документы, – Петр кивнул на листки, – подготовит, так мне их и передаст. Я ему потом звонил, но не дозвонился.

– Видимо, Андрея к этому времени уже переселили и круглосуточную охрану к нему приставили! – предположил Крячко.

– Скорее всего, – кивнул Петр. – А потом он сам мне позвонил и пошутил, что согласен дать показания. Вот я и предложил организовать нашу встречу у меня в кабинете.

– И какого же черта ты его в Главк потащил? – взорвался Крячко. – Неужели встречу нельзя было организовать на какой-нибудь конспиративной квартире? Или тщеславие в тебе взыграло? Решил показать ему, что и сам не лыком шит?

Тут Гуров ожег Стаса таким взглядом, что тот мигом сунул себе в рот сразу две конфеты и даже ладонью его прикрыл, показывая, что больше не проронит ни звука.

– Да! – заорал Орлов. – Хотел показать, что тоже кое-чего в жизни добился! Хотя, если сложить все то хорошее, что я за свою жизнь сделал, с тем, что совершил он, и крошечной доли не наберется! Да ему сотни тысяч людей своей жизнью или уже обязаны, или будут! Ты думаешь, почему его голову на вес бриллиантов оценили? А потому, что он энциклопедия международного терроризма! Он за тридцать лет от рядового боевика до главного советника шефа поднялся! А память у него феноменальная! И он каждого, кого за это время хоть раз видел, запомнил! И где это было, и о чем говорили тоже! Ему теперь только фотографию покажи, и он тебе точно скажет, кто это и в чем замешан! Ты думаешь, ему американцы просто так в глазки заглядывали и умоляли в Штаты уехать? – И, немного выпустив пар, ернически сказал Крячко: – Вот такой этот Гюльчатай!

Стас опустил голову и на всякий случай сунул в рот еще одну конфету, а Гуров только поморщился и попросил:

– Не шуми, Петр! – А потом, горестно посмотрев на Крячко, вздохнул: – Что выросло то выросло! Будем терпеть!

– Да уж! Вырастил на свою голову! – буркнул Орлов и устало закончил: – И потом, ни одному психу даже в его больную голову не пришло бы, что у нас на Петровке может такое случиться! И, не будь на Андрее кевлар, убил бы его Панкратов – он же не промахивается.

– Ладно! Давайте вернемся к нашим баранам, – предложил Гуров. – Будем надеяться, что с Андреем ничего страшного не случилось – рана, на мой взгляд, не опасная, и ни артерия, ни кость не задеты, а то он бы себя иначе вел да кровь фонтаном бы била. С Панкратовым будет разбираться антитеррористический комитет, – он вопросительно посмотрел на Петра и тот кивнул, – а уж те из него все вытрясут. А вот вычислить крысу в Главке я считаю нашим долгом!

– Найдем! Куда он денется! – шапкозакидательским тоном заявил Стас и тут же заткнулся под мрачными взглядами друзей.

– Теперь о Васильеве, – продолжил Гуров. – Петр! Я от работы никогда не увиливал, но, может быть, имеет смысл поговорить, например, с тем же Кулагиным. Это не его направление, но позондировать почву он ведь может, просто поговорить о том, что вокруг этого «Боникса» творится.

– Можете меня хоть насквозь взглядами прожечь, но я бы этого не советовал, – решительно сказал Крячко. – Не тот он стал, что раньше. Он теперь так высоко взлетел, что уж очень сильно упасть боится.

– Вот здесь я со Стасом согласен, – поддержал его Орлов. – И потом, была же какая-то веская причина, по которой Васильев не стал делу законный ход давать, а сам расследованием занялся. Не зря же он сказал, что по рукам-ногам повязан. Что-то его удерживало, но что? Эх, не вовремя ты, Стас, со своим выступлением вылез!

– Как раз вовремя, а то узнали бы обо всем не только мы трое, но и кое-кто еще! – возразил Крячко.

– Все! Закрыли эту тему! Что сделано, то сделано, и переделать уже нельзя! Значит, будем разбираться сами! – решительно заявил Гуров. – Ты понял, что тебе делать надо? – он посмотрел на Крячко, и тот покивал ему в ответ. – Дальше! Мое мнение, что нужно как-то подтолкнуть районных, чтобы они завели уголовное дело, тогда мы более-менее официально действовать сможем. Только как?

– Завести всегда успеем! – уверенно заявил Стас. – Это же мое родное управление, откуда я на Петровку перешел, а начальником там Мишка Косолапов, с которым мы еще операми начинали. Схожу к нему, посидим, поговорим… Всего делов-то! И выясню я все потихонечку. Вызовем мы для начала бывшую васильевскую супружницу и возьмем за жабры! Поинтересуемся, откуда вдруг так вовремя записка вовсе не предсмертная взялась, и она мигом расколется. Да быть такого не может, чтобы она ничего не знала! Они вместе много лет прожили да и потом соседствовали! А любопытства бабского еще никто не отменял! И ни за что я не поверю, чтобы она не подслушивала, не подсматривала и не вынюхивала! Хотя бы на предмет того, а не завелась ли у ее бывшего муженька баба. С подружками ее надо аккуратно поговорить! А под эту сурдинку и обыск можно будет провести! С соседями побеседовать – те тоже много чего любопытного знать могут. Что собой эта баба представляет?

– Тамара Петровна Васильева, 45 лет, работает костюмершей в театре «Храм современного искусства», – ответил Орлов. – Да там на одном из листков все данные есть.

– Ну-у-у! Тут тебе, Гуров, и карты в руки! – воскликнул Стас. – Да Мария ее в два счета разговорит и всю подноготную выяснит. Да и подруженьки Тамары по работе тоже своего не упустят и все, что о ней знают, выложат. Только и успевай, что слушать да запоминать!

– Да! – невесело заметил Лев Иванович. – Я словно в воду глядел, когда сказал ей, что, может, придется-таки к ней за помощью обратиться. Хотя говорил больше для того, чтобы настроение ей поднять и дать почувствовать свою значительность. Ладно, съезжу я завтра к ней в театр, якобы мириться.

– Подожди, пусть Тамару сначала в ментовку вызовут, чтобы Маша уж все до конца одним разом узнать смогла, а то подозрительным покажется, что сама Мария Строева вдруг к костюмерше с разговорами зачастила.

– Согласен, – подумав, сказал Гуров. – Буду ждать твою отмашку. Дальше. Нужно будет в «Боникс» съездить, чтобы с людьми поговорить под тем предлогом, что кто-то из них мог довести Васильева до самоубийства. Там и на фигурантов можно будет посмотреть – вдруг среди оставшихся шести есть такие, что ни с какого боку нам не подходят.