«…Раз полоска, два полоска, лапы, уши хвост из воска, три, четыре, пять и шесть, деток малых тигр съест…» Малькольм старательно выводил черные полосы на рыжей восковой фигурке, чернилами служила зола. Орис сидел рядом, закапывал в песок камни и веточки, в двух шагах от них, стоя по колено в воде, мать стирала бельё.

На берегу тлел костерок, дед старательно засыпал углями будущий ужин: серого, пойманного полу часом раньше, угря.

— Тигррррр, — гримасничая, прорычал Малькольм, пугая младшего брата. — Он вырастет и съест тебя! РРР!

Орис с криком бросил в Малькольма сухой веткой, но не попал и кинулся к деду, прятаться.

— РРР! Деток малых тигр съест — смеялся вслед его страху старший брат.

4

Очнулся Орис на белых простынях. Мокрая от пота подушка, пахла сыростью, наготу прикрывала лоскутное одеяло. Грудь туго перебинтована, но каждый вздох отдавался болью в рёбрах. Орис попытался встать, но затёкшее тело протестовало.

Бревенчатые стены показались клеткой. Дышала теплом печь, над головой скрипели доски — интересно, в чьей он постели? За окном темнота, ни проблеска, ни огонька. Посреди комнаты низкий длинный стол, чуть подрагивает пламя в масляных лампах. Чисто, аккуратно, на полу ковёр, большая редкость для этих мест.

Ни одной иконы. Ни одной пятиконечной звезды, оберега или замшелого талисмана на удачу.

Орис спустил ноги на пол, огляделся, но своей одежды не нашёл.

Скрипнула дверь, на пороге выросла тень, шарахнулось прочь пламя лампад, раскидав по стенам жуткие тени.

— Проснулся, — хозяйка шагнула вперед, скинула мокрый капюшон плаща. Как не прислушивался Орис, дождя не услышал.

— Где я? Что случилось?

Он тряхнул головой, пытаясь припомнить, где и что он пил, раз забыл такую красавицу, и память услужливо раскрыла перед ним двери.

— Раздери меня Хатт… Быть не …

— Не поминай его имя в моём доме, — сказала девушка. — Я подобрала тебя на дороге, ты явно чудом остался жив.

Девушка сняла плащ, повесила на крюк у печи и высвободила из плена заколок копну темных волос.

— На себе что ль волокла? — Орис любовался, но подозрительность в нём взяла верх. Быть не может, чтоб юная, красивая и совсем одна в глухом лесу. — А где мы находимся, Сешаль далеко?

Хозяйка улыбнулась, но не ответила. Переобула грязные сапоги, подпоясалась шерстяным платком и, закатав рукава, отодвинула стол к стене. Под ним оказалась дверца погреба.

— Есть будешь?

— Нет, спасибо, лучше скажи, как до города добраться, мне надо скорее возвращаться.

— Ночь на дворе, а ты куда-то собрался с переломанными рёбрами. Соглашайся пока добрая, а то утром глядишь ни с той ноги встану.

Желудок призывно заурчал. Орис сглотнул, но продолжал упрямо гнуть своё, не нравилось ему здесь.

— Вещи мои отдай, и не твоя это забота — мои рёбра.

Уже склонившись, чтоб открыть люк, девушка резко выпрямилась, вьющиеся кудри рассыпались по плечам, брови недовольно сошлись на переносице. Хозяйка сложила руки на груди, в упор глядя на неблагодарного гостя. Орис поёжился, в темноте он не мог понять какого цвета её глаза, но продолжал смотреть не отрываясь.

А в следующую секунду в сознании воцарилась темнота.

Ориса разбудил голод, он открыл глаза, сел и увидел за окном свою спасительницу. Девушка с лёгкостью орудовала топором, рубя дрова, только щепки летели. Подтянув повыше подол платья, красавица завязала его узлом, чтоб под ногами не мешался, стянула непослушные кудри в тугой ком на затылке, и Орис имел возможность любоваться крепкими икрами и загорелой шеей.

Стряхнув наваждение, он закрутил головой и на этот раз его вещи оказались на спинке кровати. Куртка, брюки, рубаха чистая, без единого пятнышка крови. Рубаха его, родная, и что ещё удивительней — целая.

Кряхтя и охая, он смог таки одеться самостоятельно, и даже встать и дойти до двери, но потом, то ли от голода, то ли от потерянной крови, навалилась слабость и колени предательски подкосились. Сил хватило лишь чтоб распахнуть дверь и упасть, прямо в объятия девушки. Та, с невероятной легкостью подхватила Ориса под мышки и поставила на ноги.

— Да кто ты такая? — спросил грамард. Орису было одновременно стыдно и любопытно. В свете дня он смог, наконец, рассмотреть цвет глаз девушки и вздрогнул.

— Жёлтые…

— Вот неразумный, неужели еще не понял к кому попал?

— Ты…

— Да, я! — сказала она и завела Ориса в дом, где усадила обратно на кровать. Он вспомнил, что говорил вчера и покрылся холодным потом. Она ему гостеприимство, а он ей…

— Зовут тебя как, счастливчик?

— Орис… Так я умер вчера?

— Да нет, вот глупый, сказок начитался. Зачем бы ты мне мертвый то? Суп из тебя не сваришь.

Орис не отказался бы сейчас снова впасть в беспамятство, ноги стали совершенно ватные от страха, девушка как ни в чём не бывало, суетилась, ставя на стол котелок с кашей, тарелку, ложку, чашку с молоком и масло.

— Ешь давай, а потом я тебя сама в город отвезу. Да смотри не дури, — она подняла на Ориса жёлтые глаза, — сбежать вздумаешь, спасать не буду.

— А звать то тебя как? — осмелился спросить Орис, но хозяйка уже скрылась за дверью.

Орис ел медленно, каша застревала в горле, но он и помыслить не мог отказаться от угощения. В ушах шумело. Перетряхивая закрома своей памяти, он пытался вспомнить, что дед рассказывал про странных лесных дев — кейру. Дочерей Эру, берущих души в залог. В деревне у них поговаривали, что за каждую принятую душу им сто лет жизни прибавляется, что могут они чудеса творить, даже мертвых поднимать, но если кейру спасут твою жизнь, то души, считай, у тебя больше нет… Вот только мало кто видел их во плоти, оттого все больше на память приходило сказок. Орис затолкал в себя последнюю ложку каши, отставил тарелку и выглянул в окно. Девушка складывала дрова в сарае и выглядела совершенно обыкновенной, только вот глаза жёлтые и сила в ней не человеческая совсем.

Орис надел куртку и вышел на крыльцо.

Девушка утерла рукавом пот со лба, отряхнула руки, заперла сарай.

— Запрягать умеешь? Телега вон там, за домом, Дьяша в стоиле, сейчас переоденусь и поедем.

Орис кивнул и пошёл искать телегу. Дом оказался совсем не маленьким, как казалось изнутри. За домом конюшня, колодец, а до самого леса распаханное поле, огороженное добротным частоколом. Орис заметил, что второй этаж был достроен не так давно, но все окна почему-то забили досками, а лестница наверх находилась снаружи. Он окончательно утвердился в мысли, что