я выхожу из-за коптильни с мотыгой. Не успели мы оглянуться, как он вошел в дом с цыплятами. Направился он прямо ко мне, а я-то к этому не имел никакого отношения, но было уже поздно. Он спросил: «Зино, что ты знаешь об этих мертвых цыплятах?» Я ответил, что нашел их в бочке с дождевой водой, ведь это было недалеко от истины. Тогда он спросил: «Зино, а как эти цыплята попали в бочку из-под дождевой воды?» Я ответил, что не знаю.

Он сказал: «Ты не знаешь».

Я повторил: «Не знаю».

– И вот тогда малыш Элли и малыш Корри – невинные крошки! – больше не выдержали и разревелись вовсю. Они рассказали папе, как крестили цыплят в бочке с дождевой водой и как те утонули.

– Папа постоял с минуту и сказал Корэну и Элу: «Мальчики, я не собираюсь вас пороть, потому что вы маленькие и не знали, что хорошо, а что плохо, но больше уж никогда не суйте цыплят в бочку с дождевой водой». А потом он обратился ко мне: «Зино, я не собираюсь тебя пороть за то, что ты закопал цыплят за коптильней, потому что ты помогал братьям, – и это похвально. Но за то, что ты мне соврал, – я тебя выпорю».

– И что было дальше? – спросил Джим.

– Он вывел меня во двор, и я такую взбучку получил, что за всю жизнь ничего подобного не припомню, – сказал дядя Зино. – И больше я ему никогда не врал.

– А мы больше никогда не крестили цыплят, – сказал дядя Корэн.

– Что правда, то правда, – заключил дядя Эл.

– Итак, Джим, – сказал дядя Зино, – в результате Эл стал довольно хорошим фермером, если вспомнить о том, как он начинал.

– По крайней мере, мы должны благодарить судьбу, что он не стал пастором, – отозвался дядя Корэн.

– Это уж точно, – согласился дядя Эл. – Пришлось бы мне стать методистом, чтобы не топить людей[3].

Мама поднялась и начала собирать со стола посуду.

– А где была мама-курица, когда все это происходило? – спросила она.

– Мы заперли ее в курятнике, – сказал дядя Корэн. – Она чуть нас не заклевала. Пришлось нам вооружиться палками, чтобы ее туда загнать.

– Она потом весь день искала своих цыплят, – сказал дядя Эл. – По всему двору искала.

– Грустная история, – заметила мама.

– И что с ней было потом? – спросил Джим.

– Не помню уже, – ответил дядя Зино. – Думаю, мы ее съели.

После ужина

Пока мама управлялась с делами, дяди покачивались в своих высоких креслах-качалках на крыльце дома дяди Зино. Джим сидел на верхней ступеньке, подперев руками подбородок, и думал о том, что день подходит к концу. Солнце опустилось совсем низко, но его лучи еще отражались в окнах новой школы. Скоро в низовье реки появятся длинные синие тени. Светлячки зажгут свои огоньки в вершинах деревьев, застрекочут цикады и раскричатся древесные лягушки. У ограды козодой подаст голос, прислушается и позовет опять, и откуда-то из глубины травы кузнечики ответят ему своей низкой, грустной песней. Летучие мыши, хлопая крыльями, будут выбирать новую траекторию своего странного полета в багровеющем небе. Сумерки в Элисвилле – самое очаровательное время суток, но Джиму не хотелось, чтобы солнце садилось и заканчивался его день рождения. Все сегодня пошло не так. Он разочаровал дядей и теперь не хотел ждать целый год до следующего дня рождения, чтобы все исправить.

– Что-то мне становится прохладно, – сказала мама. – Пойду возьму свитер.

Она поднялась и исчезла в доме. Джим так углубился в свои раздумья, что и не заметил, как она вновь оказалась рядом с ним.

– Джим, – сказала она. – Эй, Джим!

Джим повернулся и посмотрел вверх. У мамы в руках был шоколадный торт. Свечи на нем уже горели. Она нагнулась, чтобы Джиму было лучше видно. В его глазах засветилось отражение маленьких огоньков.

– С днем рождения, Джим, – сказала она.

Внезапно и все дяди оказались вокруг него.

– Посмотрите-ка на него, – сказал дядя Эл. – По-моему, он не знает, что это такое.

– А что это? – спросил дядя Корэн.

– Это торт Джиму, ко дню рождения, – заявил дядя Зино.

– Ох, – вздохнул дядя Корэн, – а я было подумал, что Сисси загорелась.

Джим сосчитал свечи на торте. Их было десять.

– Джим, – сказал дядя Зино, – неужели ты подумал, что мы про тебя забыли?

– Я подумал, что вы на меня злитесь.

– О, милый мой, не плачь, – сказала мама. – Никто на тебя не злится.

– Я не злюсь на тебя ни капли, Док, – подтвердил дядя Зино. – Даю слово.

– Зино, я же тебе говорила, не надо брать его в поле, – заметила мама.

– Успокойся, Сисси, – тихо проговорил дядя Зино.

Дядя Зино поднял Джима вверх за лямки комбинезона и притворился, будто хочет выбросить его через перила во двор.

– Ну и дурачина же ты, простофиля! – сказал он. – Уж если б мы на тебя разозлились, ты бы сразу это узнал. Правда, Эл?

– Да мы бы за ним с палкой бегали, если б разозлились.

Джим не мог понять, почему он плачет, но остановиться никак не мог.

– Уайти Уайтсайд дал мне бейсбольный мяч, – сказал он.

– Ну вот, – сказал Зино. – Очень любезно с его стороны. Ты его поблагодарил?

Джим кивнул.

– Вот и хорошо. Так тебя воспитали. А теперь давай, вперед: пора задувать свечи.

Джим задул свечи с одного раза.

Интересно, мистер Ральф Уайтсайд раздает бейсбольные мячи всем мальчикам, которых встречает во время своих объездов? – спросила мама.

Дядя Зино быстро и едва заметно покачал головой.

– Джим, – спросил дядя Эл, – можно нам по кусочку твоего торта?

– Думаю, что да, – отозвался Джим.

– Нам не пекли шоколадный торт на день рождения. Правда, Элли? – спросил дядя Корэн.

– Точно, не пекли.

– Ну так пошли в столовую, – пригласила мама.

В столовой, посреди стола, Джим заметил бейсбольную перчатку и бейсбольную биту. Он стоял в дверях и не мог отвести глаз.

– Это – мое? – спросил он.

– Что твое? – переспросил дядя Зино.

Джим указал на стол. Дядя Зино склонился, заглядывая в столовую, и пожал плечами.

– Никогда раньше их не видел, – сказал дядя Корэн. – И вообще, что это такое?

– Перестаньте же! – сказала мама. – Иногда на вас уже терпения не хватает.

Дядя Зино положил руку Джиму на спину и слегка подтолкнул его в столовую. Джим осторожно приблизился к столу, как будто мог спугнуть перчатку и биту, если б двигался слишком быстро.

– Бита – подлинная, от фирмы «Луисвилл слаггер», – заметил дядя Зино. Возможно, она для тебя немного великовата, тогда тебе придется держать ее