место обретало особую значимость. Невдалеке к востоку темная линия кустов тянулась вдоль ручья, и не было ни одного предмета, способного привлечь взгляд. Старое строение слегка наклонялось в сторону дуба, будто многое для него зависело от его соседства.

На крыльце лавки Джим обнаружил термометр с рекламой «Ред-Рок Колы», приколоченный, словно записка, в центре двери. Он серьезно его изучил; уже сейчас он показывал восемьдесят пять градусов по Фаренгейту. «Жарко будет», – произнес Джим исключительно для того, чтобы как-то себя приободрить. Насколько он знал, будь то бродяги, грабители или призраки – все они прячутся внутри зданий. Это все из-за депрессии. Мама говорит, что это она делает людей подлыми. Джим встал на цыпочки у единственного в помещении окна, набрал полные легкие, что придало ему мужества, и заглянул через стекло. Внутри был прилавок, сделанный из грубых досок, и несколько покосившегося вида полок. И больше ничего. Пока все идет хорошо, подумал Джим.

За лавкой он нашел выцветший череп маленького зверька. Никаких свидетельств о том, кто его убил, обнаружить не удалось, и Джим решил, что виновницей, скорее всего, была змея. Джим подцепил череп концом палки, потыкал палкой в траве возле лавки, но змея ушла незамеченной от его преследования. Дважды он слышал, как по шоссе приближались машины, и оба раза он подбегал и прятался за грузовиком в полной готовности разбудить дядю Эла. Но оба раза машины проезжали, не сбавляя скорости. Джим следил за машинами, пока те не скрывались из виду, желая убедиться, что водители не хотят его провести.

Во Флоренсе дядя Эл спросил, как проехать к плантации мистера Харви Хартселла. У мистера Хартселла был табун бельгийских ломовых лошадей на продажу. Объявление об их продаже дядя Эл нашел в фермерской газете. Дяди всегда использовали мулов при обработке земли, но недавно у дяди Эла появилось желание приобрести хороший табун лошадей. Он сказал, что устал целыми днями разговаривать с мулами. Эти животные, по словам дяди Эла, не всегда говорят правду. Лошади, конечно, не такие сообразительные, но по крайней мере можно верить тому, что они говорят.

Владения мистера Харви Хартселла найти было нетрудно. Они располагались в конце длинной грунтовой дороги, которая приводила путешественников прямо к его плантации. Дом был из красного кирпича, с высокими белыми колоннами и ведущими к верандам лестницами. Располагался он в конце длинной белой дороги из дробленого ракушечника. Дорогу затеняли ореховые деревья, чьи длинные ветви соединялись наверху, образуя прохладный зеленый тоннель, вдоль которого и ехал дядя Эл. Внезапно Джим почувствовал, что он стыдится своего комбинезона, и этой потной полосы на соломенной шляпе дяди Эла, и тех бутербродов с ветчиной, которые они только что съели. Очевидно, плантация мистера Харви Хартселла была не их местом. Дядя Эл долго стучал в высокую двустворчатую дверь дома. Джим был рад, что им никто не открыл.

Вернувшись на главную дорогу, дядя Эл развернул грузовик и поехал к группе располагавшихся поблизости бытовок и фермерских построек. Бытовки, которые они проезжали по пути к главному помещению, казались наглухо запертыми, хотя на крыльце одного из них спала собака, а во дворике другого висело на веревке выстиранное белье. Дядя Эл остановился подле старого грузовика, припаркованного в тени сарая. Он позвал, но ответа не последовало. Однако когда они зашли за сарай, то обнаружили там старика, опиравшегося на беленые ворота загона. В самом загоне лежали две мертвые лошади. На каждой из них сидело по неподвижно застывшему грифу, казалось, птицы ждали одобрения старика. Джим заткнул нос и не разжимал пальцы. Отвратительные красные головы грифов казались свирепыми и уродливыми.

– Привет! – проговорил дядя Эл, глядя на лошадей.

– Привет! – ответил старик.

– Вы – мистер Харви Хартселл?

Старик рассмеялся, будто услышал не вопрос, а нечто очень смешное. Он подмигнул Джиму. Потом спросил:

– Как по-твоему, я похож на Харви Хартселла?

Старик был совсем беззубый. Каждый раз, когда он говорил, щеки у него впадали. Джим не сомневался, что Харви Хартселл не мог быть беззубым.

– Я не знаю, как выглядит Харви Хартселл, – ответил дядя Эл, – но не считаю это поводом для шуток.

Джим внимательно посмотрел на дядю Эла. Он никогда не слышал, чтобы кто-то из его дядей резко отвечал незнакомцам.

Старик, однако, казалось, ничего не заметил. Он заложил большие пальцы под мышки и захлопал руками как крыльями.

– Харви Хартселл выглядит как закоренелый преступник, – сказал старик. – Он вот здесь застрелил этих лошадей, чтобы они не достались банку. Он расстрелял всех животных прямо на месте, и они его забрали под стражу.

– О, боже! – проговорил дядя Эл.

– Все мне теперь говорят, лучше, мол, тебе не тереться вокруг этого места, где мистер Хартселл живет, но я отвечаю, что это теперь совсем не его место. Разве не так? И что он мне теперь за это может сделать? – Подобная мысль, казалось, была приятна старику. Он поставил ногу на нижнюю балку ворот, будто сам был здесь хозяином. – Раньше я работал на мистера Харви Хартселла, но он обманывал меня, не все выплачивал. А когда я ему на это указывал, прогонял меня. А теперь он в тюрьме.

Джим почувствовал, что он на стороне мистера Харви Хартселла, даже несмотря на то, что тот застрелил лошадей, из-за которых дядя Эл проделал весь этот путь.

– Эти лошади его, – продолжал старик, – бельгийские были.

– Бельгийские, – повторил дядя Эл.

Он нагнулся вперед, перелез через ворота и медленно прошел по загону. Один из грифов захлопал своими огромными крыльями, поднялся в воздух и тяжело полетел над полями. Другой гриф лишь только поднял крылья и зашипел на дядю Эла. Через его перья просвечивало солнце. Джим мог бы согласиться, что крылья были красивы, не будь над ними похожей на голову ящерицы головы грифа. Дядя Эл остановился, вытащил из кармана пистолет и направил его на птицу.

– Ох! – вздохнул старик, – пора идти! – Вцепившись в свою шляпу, он шаркающей негибкой походкой заторопился к углу сарая.

Джим отпустил нос и заткнул пальцами уши. Секунду спустя, получше поразмыслив, он снова зажал пальцами нос. Выстрел оказался не таким громким, как мальчик ожидал; на жаре он прозвучал глухо, нераскатисто. Гриф аккуратно свернул крылья на место и сонно свалился с лошади. Тонкая пелена мух на миг поднялась над лошадью легкой вуалью, которая, как показалось Джиму, сохранила форму лошади, – но тут же опустилась обратно. Дядя Эл вернул пистолет в карман и прошел туда, где лежали лошади. Только увидев дядю Эла рядом с лошадьми, Джим понял, насколько они большие. Это