убил себя от печали из-за смерти жены, ее позора, печали, что ему пришлось убить любимую.

— О, — я подумала впервые за недели о своей матери, о ее страданиях, когда мой отец ушел к смерти в замок Имагава. Я впервые подумала о годах в ранней памяти: мама сидела на полу в нашем крохотном новом домике в провинции Чистоты, держала Усако у груди, рыдая от этого воспоминания. Теперь я понимала, что она плакала, ведь потеряла все — дом, честь семьи, перспективы для меня и моей сестры — из-за отказа отца убить группу детей Имагава для лорда Ода — детей Имагава и заложника, Масугу.

— Рисуко, — Миэко коснулась моей щеки, и я поняла, что лицо было мокрым. Она посмотрела мне в глаза. Что бы она ни увидела там, она кивнула. — Как видишь, этот меч очень важен для Масугу. Он не отдал бы его на хранение кому угодно.

Я не могла уже смотреть ей в глаза, хмуро глядела на рукоять меча и кивнула.

— Ты хорошо им владеешь — удивительно хорошо для своего возраста. Твои движения красиво перетекают. Но тебе всегда нравились Шестьдесят четыре Перемены.

Я снова кивнула. Еще до того, как я узнала цель, мое тело помнило движения, Ото-сан каждый день так тренировался со своим мечом.

— Тебе нужно работать с настоящим мечом над точностью. Я знаю, что напугала тебя, когда направила меч к твоему горлу, но я знаю этот меч, и я знала, где мне нужно его остановить. Давай я тебе покажу.

И она устроила урок владения мечом, какой я не получала от Хоши, Братишек или Масугу. Часть была ее почти сверхъестественной грацией. Часть была о том, что выделяли мужчины — о создании силы, используя руки и ноги для разрушительной силы за клинком, но для Миэко-сан важнее было расположение — точность, как она и сказала. Она работала со мной, пока полумесяц не появился над стеной Полной Луны, и меч вспыхивал, когда я взмахивала им, стараясь делать атаки изящными и опасными, как делала она.

Наконец, она снова поклонилась мне.

— Молодец. Нам нужно идти спать, утром будет еще больше приключении.

Я низко поклонилась в ответ.

— Большое спасибо, Миэко-сэнсей, — она слабо улыбнулась, но, когда она повернулась, я сказала шепотом громче, чем мы общались до этого. — Вы будете еще меня учить?

Ее улыбка стала шире, превратилась снова в пугающую усмешку.

— О, Мурасаки-сан, можешь на это рассчитывать.

5 — Джолало-сан

Месяцами мне снилось, как Фуюдори падает спиной вниз с вершины огромной тсуги в снежную ночь. Ее открытые глаза, раскрытый рот, белые волосы, трепещущие среди белого снега — это не давало мне спать, преследовало, как дух, напоминающий о себе и днем.

Но той ночью, забравшись в спальный мешок, все еще потная от тренировки с Миэко ночью, я видела во сне маму.

Она подметала пол нашего дома — татами были подняты и собраны стопкой у входной двери, пока она выметала пыль.

Она подметала не привычной метлой. Она взмахивала катаной Ото-сана. И плакала.

Мела и плакала.

Меня вытащил из сна толчок, резкий голос повторял мое имя и твердил:

— Вставай.

Мои глаза невольно разлепились.

Маи тыкала меня в плечо ногой, в улыбке на ее лице не было тепла.

— Что? — спросила я.

Она зарычала:

— Ты нужна, чтобы наполнить и нагреть ванны. Сейчас. Иначе Тоуми сделает так, что на кухнях будешь ты одна сегодня, — она прищурилась. — И я буду тренироваться с тобой с мечами Миэко.

Я со стоном выбралась из спального мешка и оделась.

Я вышла из нашего общежития в купальню, и Эми тихо сказала:

— Ты выходила прошлой ночью.

— Не могла уснуть.

Она молчала какое-то время, а потом сказала:

— Наверное, потому ты не проснулась со всеми нами.

— Наверное.

Я стала носить с остальными ведра воды из колодца, чтобы наполнить две ванны, холодную и горячую.

Эми стала ворчать, что, если бы у нас было больше людей, мы могли бы встать в ряд и передавать ведра туда-сюда, а не бегать между ваннами и колодцем.

Она даже пыталась говорить об этом с Шино, которая носила воду в кладовую, где она и Маи помогали со стиркой. Шино просто зарычала и отвернулась.

* * *

Аимару ждал нас на кухне, выглядя бодрее, чем должен был. Тоуми упрекнула его за это, и мы с Эми не стали ее останавливать. Но вскоре мы были рады, что он помогал.

Когда мы подготовили все, Ки Сан отправил его есть.

— Все-таки, — сказал Кумо-сан с улыбкой, — кто захочет, чтобы им подавал еду юноша, когда есть такие милые юные леди?

Аимару закатил глаза, но радостно оставил эту часть работы нам.

Завтрак был не таким людным, как ужин, но длился намного дольше. Солдаты Матсудаиры и обитатели Полной Луны стекались потоком в Главный зал.

В этот раз куноичи не помогали подавать еду, мы выносили тарелки риса с яйцом и подогретые кровяные колбаски к столам раздави, но только Маи и Шино раздавали еду там. Лицо Шино было смирившимся, Маи почти маниакально улыбалась, словно хотела кого-то укусить.

Когда я упомянула это Ки Сану, он почесал бороду.

— Что ж, думаю, Соколик и Улыбчивая смогут раздать тарелки. Почему бы вам не помочь этим двум клоунам в столовой?

Кумо подмигнул мне и рассмеялся.

— Солдаты будут рады увидеть еще одно милое лицо.

Я поклонилась, скрывая румянец, а не из вежливости.

Пока я помогала Тоуми выносить колбаски, она буркнула:

— Милое лицо.

— Уверена, он и тебя считает милой.

Тоуми фыркнула.

— Будто мне есть дело.

— Конечно, — я хмуро посмотрела на нее. — Разве тебе нет дела?

— Именно.

Порой соглашаться с Тоуми было сложнее, чем спорить с ней, и я запутывалась. Она не просто была переменчивой и едкой, но чаще всего я не понимала, что она говорила, как и ее мысли.

Я опустила поднос с колбасками, который несла — Маи тут же подхватила его и понесла туда, где лорд Матсудаира болтал с младшим капитаном.

Тоуми уже топала на кухню.

Казалось, много чашек гостей были пустыми, и я взяла чайник из центра стола — еще горячий, к счастью — и прошла туда, где Аимару говорил с мальчиком с бронзовой кожей.

— Хотите чаю?

— Спасибо, Мурасаки-сан, — сказал Аимару и добавил шепотом. — Прости.

Другой мальчик просто поднял чашку, не глядя на меня.

Старый священник рядом с ним сказал что-то