Сейчас я и сам выкинул бы гадину… и слушать не стал, а тогда наивно верил, будто все они строят ей козни, потому как завидуют или подкуплены соперницами. Нет, завидовать несомненно есть чему, оболочке.

Жаль только, боги по ошибке поместили в этот прекрасный, совершенный по форме сосуд, смердяще мерзкую, злобную сущность, считавшую себя выше всех. И желавшую лишь одного, влезть на трон, и неважно, если карабкаться придется по головам.

Прежде, заступаясь за красотку, я объяснял ее поступки обидой на судьбу. Мать Греты имела титул баронессы, но не обладала никакими средствами к жизни и потому вышла замуж за богатого купца. Ей удалось каким-то чудом передать по наследству свой титул первенцу, но с дочерью это не прошло. Вот и осталась Грета просто мадмуазелью, хотя по сути давно не соответствует этому званию.

Но даже несмотря на это стать моей женой, или фавориткой упорно не пожелала, предпочитая менять как перчатки богатых любовников. И я всегда точно знал, почему.

Просто, как и большинство придворных, считала меня нищим, и потому недостойным своего внимания.

Разумеется… на самом деле все абсолютно не так, как кажется непосвященным. Тем, кто наивно верит, будто король с королевой могут отправить младшего принца зарабатывать деньги тяжким трудом.

Да, на личных счетах в королевском банке у меня лежат лишь относительно скромные капиталы, полученные в наследство или подаренные по разным поводам разными людьми. В основном родственниками, но не забывают и послы и всевозможные миссии, в которых я состою для придания им весомости. Однако за покупки я всегда платил оттиском печатки, подаренной мне дедом на первое совершеннолетие, случившееся еще десять лет назад. И за эти годы никто ни разу не спросил, куда я потратил эти деньги.

Но рассказывать об этом кому-либо я не имел никакого права. И потому не покупал Грете драгоценностей, интуитивно опасаясь пробудить в ней неизбежный интерес к источнику моих доходов.

Зато дарил фамильные украшения… о чем теперь не могу вспомнить без зубовного скрежета. Тогда она брала их небрежно, как скромные безделушки, и почти никогда не надевала. Зато теперь носит напоказ не снимая, объясняя всем желающим, откуда они у нее взялись.

И это бесит просто непередаваемо. Не только меня… даже Ян кривится, завидев ее сияющее приторной улыбкой лицо в обрамлении фамильного гарнитура из сапфирового ожерелья и серег. Хотя обычно помалкивает.

– Предлагал ведь взять у Жагендо, – не сдержался лишь раз, и тотчас смолк, уколовшись о мой мрачный взгляд.

Да я и сам сто раз пожалел. Но не о своем отказе покупать у ювелира украшения за деньги Яна. У мелкого их еще меньше, чем у меня, и потому я никогда бы на это не пошел. Хотя до сегодняшнего дня наивно считал, будто ему они и не нужны… живет в замке, одевается у моего портного, даже имение где-то есть…

Ну и пусть неприбыльное, это абсолютно не важно. Ведь я никогда и ни в чем ему не отказывал… хотя он невероятно скромен в этих вопросах и ни разу не попросил ничего излишнего.

Но только теперь во мне наконец созрело отдающее горечью понимание, что всё это было платой за его работу.

Ощутив, как от стыда и досады вскипает, рвется на волю огненный дар, я невольно зашипел и сорвался с места. Пробежался по тесным клетушкам подземного убежища, злорадно представляя, как разоблачу проклятую Грету и стража вышвырнет гиену за замковые ворота. Конечно… значительно приятнее было бы лично сбросить ее прямо со стены, но так я никогда не поступлю. Скорее ради выброса гнева ошпарю с десяток рож наглым контрабандистам или сожгу пару воровских притонов, недавно обнаруженных сыскарями в Дерле.

Но пока всего лишь нашел на кухне котелок с остатками каши и сел доедать, внезапно осознав, что странные путы Яна растаяли бесследно. Значит он не собирался запирать меня надолго… просто взял фору. В таком случае незачем мне здесь сидеть… пока охотники за моей свободой ловят коней, я уйду другой тропой, известной лишь нам с Яном.

Януар:

Уходя из убежища, я оставил в своем закутке большую часть одежды, прихватив взамен всегда стоявшую на самом виду невзрачную котомку с сушеными травами. Прятать её от Хирда не было необходимости, брат не испытывал к засохшим венчикам никакого интереса, и никогда не стал бы в них копаться. И потому спрятанный на дне тощий сверток оставался в полнейшей безопасности. Как и мои секреты.

Прежде, чем выскользнуть из прохода, я аккуратно подвернул повыше штанины полотняных портков. Затем натянул поверх старой зеленой рубахи простенькую юбку из серенького ситца в мелкий цветочек. Подол пока подоткнул за пояс, рядом повесил сильно поношенные женские ботинки того невзрачного фасона, какой носят лишь старухи. Голову повязал выцветшей косынкой, с усмешкой представляя, как сейчас изумился бы Хирд, увидев меня в этом наряде.

Но еще больше его потрясло бы лицо, привычно вылепленное коконом. Старую травницу тетушку Ари, время от времени приносящую герцогскому лекарю редкие травы, знал весь замок.

Прыгать вниз из едва заметной дыры, больше похожей на притаившуюся под камнем лисью нору, я не собирался. Внизу еще слишком сыро, и ползать по глинистым склонам не лучшая затея. Поэтому просто снова вытянул кокон правой руки, уцепился за стволик орешника и вытащил себя наверх.

Мгновенно сменив облик кокона на медвежий, осторожно пробрался к коновязи, зная что чуткие кони хотя и увидят медведя, но сначала почуют ядреный запах сушеных трав, и потому поднимать шум не станут.

Слегка пригнувшись, я скользил между ними, обрывая мощными лапами веревки привязи и пут, и собирал поводья, сплетая их концы в один жгут. Тропы тут узкие, и пройти по ним быстро можно лишь одним способом, заставив коней двигаться цепочкой. А для этого нужна особая связка, не позволяющая ни шагу сделать в сторону.

Первым я мстительно поставил крупного, выносливого Карата, любимого коня Юлиуса. Именно на него и вскочил после того, как стремительно побегал по поляне, оставляя запутанные дорожки медвежьих следов и сменил облик.

Теперь никто не отличил бы меня от хозяина животного, да и сам Карат, хотя почуял чужой запах, но голос и одежду признал. А запах… мало ли где мог его подцепить слишком пройдошливый граф?

Первые сотни шагов моя связка двигалась осторожно и неспешно. Мне очень не хотелось прежде времени спугнуть «охотничков» о чем-то вяло споривших с визгливой стервой. Но едва миновав развилку, пустил коней рысью. Они шли покорно, дополнительно к поводьям придерживаемые крепкой рукой моего вытянувшегося кокона.

Однако тащить всю связку до самого замка я не собирался, и примерно через лигу оставил за кустами лошадку, шедшую до этого последней. И в следующий час регулярно отвязывал по одному животному и отгонял в сторонку. Пряча за валунами, кустами, или выворотнями. Разумеется, не из вредности, а просто не желая, чтобы они последовали за нами. Там, где свободно проеду я, сверяясь с давно заученными приметами, лошадь может оступиться и попасть в трясину.