«Ответ — нет».

Ладно. Крутая толпа. Я сделал что-то, что заставило ее меня ненавидеть, но это было чертовски давно. Что со слоновьей памятью? Я не мог вспомнить, что я ел на завтрак сегодня утром.

Ой, подождите. Да, я знаю. Блондинка с моего занятия по горячей йоге.

«Вот в чем дело». Я облизнул губы. «Брюс — потенциальный инвестор моего стартапа App-date. Если я заручусь его инвестициями, это позволит мне получить чудовищный бюджет, аппетитную единовременную зарплату, не говоря уже о связях. Маршалл — очень влиятельный парень. Вы, возможно, знаете его по Shark Tank? Последний сезон?» Я с надеждой взглянул на нее.

Она сделала вид, что оглядывается через плечо. «О, ты говоришь со мной? Я думала, ты говоришь с бумером, который на самом деле смотрит вещательные станции».

Я внутренне застонал. Дилан был проблемой во всех мыслимых смыслах. Смертельная комбинация щемящей сердце красоты — той красоты, которая просачивается в твою систему, как хороший виски, делая твои кости жидкими, а твой здравый смысл — остроумной, саркастичной, упрямой и эмоциональной до крайности. У нее не было фильтров, никаких запретов, и ей было все равно, что о ней думают люди.

Даже в детстве все заставляло ее плакать. Раненые животные. Люди, которые обедали в одиночестве в кафетерии. Реклама Суперкубка. Она чувствовала все, сразу, в ярких цветах. Я же, напротив, вообще ничего не чувствовала. Никогда. По собственному выбору. Мы были как масло и вода. Черное и белое. Хот-доги и настоящее мясо. Вы поняли.

«Послушайте…» — начал я.

Лифт пискнул, и двери скользнули вбок. Я схватил чемоданы и пошел за ней, как коридорный. Она остановилась посреди коридора, выжидающе глядя на меня. Я понял, что она никогда здесь раньше не была. Не в квартире Роу и, вероятно, не в Нью-Йорке. За исключением нескольких поездок в Лондон, чтобы навестить брата и Кэла, Дилан на самом деле не видела мир.

«Это вот эта», — я дернул подбородком в сторону правой двери.

Она гордо подняла подбородок, и мы оба не обратили внимания на румянец, покрывавший ее щеки.

Дилан открыл дверь и кашлянул в недоумении. Да, место было довольно опрятным. Гравитация взвизгнула от волнения.

«Ух ты! Большие окна!» Она выползла из объятий матери. Маленькая девочка сбросила наушники на пол и бросилась в коридор, чтобы исследовать его.

Я завез весь багаж внутрь, многозначительно глядя на Дилана.

Ее лоб сморщился от раздражения. «Ой. Извините». Ее хмурое выражение разгладилось, и она схватила сумочку Target со своего плеча, порылась в ней и сунула мне в руку пятидолларовую купюру. «Спасибо, сэр. Хорошего вам дня».

Она, черт возьми, дала мне чаевые.

Это только что произошло.

Я солгал. Я не был к ней равнодушен.

Я хотел убить ее.

Медленно. Методично. В течение нескольких дней.

Мы молча, враждебно смотрели друг на друга. Она ждала, пока я отступлю. Я не собирался этого делать — не раньше, чем я решу этот чертов круг. Я знал, что Брюс Маршалл не торопится с этой сделкой, потому что его жена думала, что я подлец, который превратит приложение в Ashley Madison 2.0. Она не ошибалась. Я был подлым. И чертовски горжусь этим. Бабник, шлюха, сексоголик. Как угодно.

Но теперь у меня был шанс притвориться выдающимся членом приличного общества, а не одним из столпов его упадка. И стать в результате отвратительно богатым. Дилан был полным комплектом: молодая мать с пухлощеким ребенком.

«Не хотели бы вы временно обручиться с мужчиной из сферы финансов ростом шесть футов пять дюймов и с голубыми глазами?» — уговаривал я.

Она равнодушно заглянула мне за плечо. «Конечно. Где он?»

Раздражает.

«Это я». Я ткнул себя большим пальцем в грудь.

Она фыркнула. «Ты шесть футов три дюйма в хороший день, чувак. К тому же, я знаю эту песню. Ты не работаешь в сфере финансов».

«Я скоро это сделаю, если ты не облажаешься ради меня».

«Ты также не ребенок трастового фонда», — утверждала она.

Мне так повезло, что мне понадобилась услуга единственной гетеросексуальной женщины, которая была невосприимчива к моим чарам.

«Тебе понадобится кто-то, кто поможет тебе с этой развалюхой, заменой лампочки, хренью, — указал я, протягивая ей пульт от жалюзи, когда она начала бесцельно ходить вокруг дверей патио, пытаясь понять, как их открыть. — То есть, давай признаем это, Дил. Ты в полном беспорядке».

«Я могу обойтись своими силами...»

«А ты можешь?» Я стиснул зубы. «Роу и Кэл не будут здесь большую часть времени. Твоя мама в Мэне. У тебя нет друзей поблизости. Никаких родственников. Посмотри на свой первый час здесь, черт возьми». Я указал на дверь. «Что бы случилось, если бы меня не было рядом, чтобы спасти Грэва? Загнать твою машину в гараж? Отнести твой багаж? Признай это. Мы нужны друг другу прямо сейчас, и мы можем помочь друг другу. Взаимовыгодное соглашение».

«Я смогу сделать это одна», — настаивала она, и глаза ее сверкали дерзкой решимостью.

Я знал, что она влипла по уши, и я собирался извлечь выгоду из этого дерьма, пока коровы не придут домой. Не было такой низости, чтобы я не опустился. Люди были средством для достижения цели. И ее средства могли положить конец моему скользкому финансовому положению.

«Нет, ты не можешь», — раздраженно бросил я, взглянув на часы. Брюс Маршалл ценил пунктуальность, а я ценил четыреста миллионов долларов, которые он был готов дать мне в качестве аванса, если мы подпишем контракт. «Ты даже не знаешь, где находится блок питания, как починить обогреватель или что делать, если Wi-Fi зависает. Я предлагаю тебе чертову карту освобождения из тюрьмы, чтобы Докажи своей семье, что ты можешь выжить в Нью-Йорке, Касабланкасе. Возьми эту чертову штуку и беги с ней».

«Роу сойдет с ума, если подумает, что мы встречаемся». Она ходила по комнате, открывала шкафы, знакомилась с ней.

Вот теперь мы к чему-то пришли. Она действительно обдумывала это.

«Не то чтобы у него были на это какие-то причины», — заметил я.

Она дала мне гримасу. «При всем уважении, Райланд, — и позвольте мне заверить вас, что у меня нет к вам никакого уважения, — вы более повреждены, чем волосы Кэла, когда она прошла через эту фазу, меняя цвет каждую неделю. И у вас никогда не было постоянной девушки. И вы буквальный, библейский мужчина-шлюха. И единственные чувства, на которые