Здесь нет ни звуков, ни запахов, только странная чарующая пустота. С каждой секундой это место нравится мне все больше. Хочется остаться здесь. В тот момент, когда я отчетливо это понимаю, туман, словно почувствовав мое желание, вновь тянется ко мне, как к старому другу, обещая покой, и тут меня выдергивает в реальность.

Первое, что я вижу, распахнув глаза, – склонившуюся надо мной круглолицую, кареглазую женщину лет пятидесяти, с тревогой смотрящую на меня. Из-под белого накрахмаленного чепчика выбилось несколько седых прядок. Поверх строгого коричневого платья с воротничком-стойкой надет фартук.

– Здрасте, – сама от себя не ожидая, прохрипела я.

В ответ мне улыбнулись, как родной, похлопав по руке.

– Напугала ты нас, милочка, но, слава богу, все обошлось. Лежи, тебе покой нужен.

О чем это она? Ничего не понимаю. Где я вообще?

– А что случилось?

– А ты не помнишь? – спросила та, нахмурившись, и между ее бровей ржаного цвета залегла глубокая складка.

Я напрягла память, и та милостиво подкинула воспоминания. Скривившись и мимоходом пожалев, что амнезия мне не грозит, я осмотрела небольшую комнатку, в которой находилась. Шкаф со склянками и пучками сушеной травы, стол, заваленный бумагами, стул с перекинутой через его спинку шалью. Светлые стены, зашторенное тяжелой материей окно, дверь. Непохоже, что я в тюрьме.

– Так где я? – спросила я, приподнимаясь на локтях, и тут же застонала от тянущей боли внизу живота. Крепко же меня та сволочь приложила.

– В безопасности.

Ответ меня, мягко говоря, удивил.

– А поподробней можно? – осторожно спросила я, наблюдая, как собеседница подходит к шкафу и начинает перебирать всевозможные баночки, то и дело косясь на меня через плечо.

– Голова кружится?

– Нет, – ответила, прислушавшись к себе.

– Замечательно, значит, сотрясение прошло.

А? Это сколько я тут валяюсь?!

– А ну скажи, чем пахнет? – с этими словами мне подсунули холщовый мешочек. Подозрительно посмотрев на странную женщину, я осторожно потянула носом.

– Мм… ничем? – полувопросительно отозвалась я.

Мне не ответили, зато пробормотали в сторону что-то неразборчивое.

– Оу! Наша гостья пришла в себя!

От звонкого голоса, раздавшегося от двери, я вздрогнула и перевела взгляд на посетительницу. В проеме стояла леди. По-другому эту даму язык не повернется назвать. Стройная высокая блондинка без возраста, в деловом костюме, цокая шпильками, приблизилась ко мне и, изящно присев на краешек кровати, закинула ногу на ногу.

– Здравствуй, дорогая, – ослепительно улыбнувшись, произнесла она.

Я рассеянно кивнула в ответ, пытаясь сообразить, что делать.

– Мари, как обстоят дела?

– Мадам, вам честно ответить или цензурно?

Блондинка нахмурилась, а я навострила уши.

– Что еще?

– Нюх ей отбили. Может, со временем и восстановится, но, право слово, дайте мне того сукиного сына, и я из него всю душу вытрясу!

– С этим разберемся позже, – сказано это было таким тоном, что сомневаться не приходилось – кара настигнет.

Блондинка вновь повернулась ко мне.

– Еще болит? – кивнула она на мой живот.

Да что здесь происходит?!

– Немного, – осторожно ответила я.

Мадам шумно втянула в себя воздух. Что? Все так плохо?

– У меня мало времени, так что перейдем сразу к делу. Ты умерла.

Я даже закашлялась от такой новости.

– В смысле?

– В переносном, разумеется. Для всех ты умерла в тюремном госпитале Темной империи, и твое тело за неимением документов и способа опознания личности кремировали.

– Как это? Вы меня похитили, что ли?

Вот так просто? Когда они успели? Зачем?

– Ну зачем же так грубо? Мы проявили акт милосердия и не позволили тебе сгнить в камере. Насколько я знаю, родня отказалась от тебя?

– Откуда… – начала я, но Мадам мягко перебила меня:

– Риана, мы все знаем.

– И что теперь? – растерянно спросила я, не понимая, что здесь творится.

– Оу, есть два выхода, – оживилась Мадам. – Ты уходишь отсюда, наслаждаешься свободой пару дней, и тебя вновь ловят. Либо ты остаешься с нами. Мы прячем тебя, обеспечиваем новыми документами и жильем и оплачиваем последний год обучения в академии.

– А что взамен? – не верю я в эту благотворительность.

– Ты войдешь в одну из наших групп.

Да куда я попала?! Что за группа?

– Подождите, слишком много информации за раз, – пробормотала я. – Почему вы вообще… Как?..

– Я тебя поняла, – кивнула блондинка, – но для начала ответь на один вопрос. Тебе знакома эта вещица?

С этими словами Мадам извлекла из своего кармана подвеску, очень похожую на мою. Рука тут же взметнулась к шее. Черт!

Помню, когда мы только переехали в империю, я, будучи совсем ребенком, стала донимать мать расспросами об отце. Трудно было сдержаться, наблюдая за счастливыми папашами, то и дело балующими детей. Тогда мать только скривилась, подцепила ногтем висящую на мне цепочку, словно она ее обжигала, и сказала: «Вот все, что от него осталось». Не знаю, что именно это значило, но с тех пор украшение всегда было на мне. Единственная ниточка, ведущая к родителю. Когда конфликты в семье грозились закончиться чем-то глобальным, я закрывала глаза, дотрагивалась до кулона и представляла себя в совершенно другом месте. Подвеска была моим талисманом. Даже в трудные времена, когда мы едва сводили концы с концами и мать ходила по ломбардам, распродавая немногочисленное добро, она ни разу не заикнулась о том, чтобы заложить «память» об отце. А вчера… Нет, не вчера, во время погони я даже не поняла, как сорвала ее с шеи. А потом и вовсе не до нее было.

– Можно? – осторожно спросила я, протягивая руку.

Украшение легло на ладонь. После скрупулезного осмотра пришлось признать:

– Она моя.

Хм, и откуда она у нее? Я же ею расплатилась за переход.

– Уверена?

– Да, вот тут, у самого крепления, на камне трещинка.

– Твоя, значит, – проговорила Мадам, побарабанив пальцами по коленке.

– А откуда она у вас?

– Вопрос в другом: откуда она у тебя?

– В смысле?

– Ты хоть знаешь, что это?

– Подвеска? – полувопросительно отозвалась я.

– Давно она у тебя?

– Как себя помню.