— Точно журналист, — повторила Зоя. — Нашли тело.

— Заткнись! — крикнула Марго.

— Фи, как грубо. Тебе не хватает манер, дорогая.

— Не смей называть меня «дорогой»!

Зоя ухмыльнулась:

— Миша, скажи своей подруге, что хамить гостям неприлично.

— Марго, ты бы попридержала язык, — сказал Миша.

— Пошел на фиг! — взорвалась Марго.

— Идут… — сказала тихо Стелла.

Они уставились на дверь. На пороге появилась Елена и объявила:

— Гость в дом! Прошу любить и жаловать.

— Алексеев. Федор Алексеев. Добрый вечер, господа! — произнес звучным голосом мужчина, стоявший рядом с Еленой. Был он высок, темноволос и темноглаз, у него было приятное лицо и хорошая улыбка. — Дороги засыпало, едва добрался.

— Мой друг! — сказал сияющий Иван из-за плеча гостя. — Философ! Открываем дверь, батюшки-светы, глазам своим не верю! Федя, друг сердечный! Откуда, спрашиваю, свалился?

— Кто? — не поверил Дим. — В каком смысле философ?

— Профессор философии! Мой старый дружбан. Прошу любить и жаловать. Проходи, Федя, садись. Молоток, что приехал. Кушать хочешь? Прибыл как раз к ужину.

— Вы заблудились? — спросила Зоя, с улыбкой рассматривая нового гостя. — Или упали с неба?

Федор улыбнулся:

— Меня пригласил Леонард Константинович, рассказал, как добраться. Дорогу засыпало, я два раза терялся. Так что с парашютом было бы проще. Погодка вполне новогодняя.

— Он ничего про вас не говорил, — сказала Марго.

— Не успел. Маргоша, принимай гостя, — сказала Елена. — Федор, добро пожаловать в наш спетый коллектив. Будьте как дома.

— Надеюсь, Леонард Константинович здоров? — спросил гость, обводя их внимательным взглядом карих глаз. — Хотелось бы засвидетельствовать… так сказать.

— Здоров, здоров. Засвидетельствуешь, а как же! — сказал Иван, подталкивая его. — Давай приходи в себя, и за стол.

— Может, хотите переодеться? — сказала Елена. — Я провожу… Паша, в какую комнату?

— Пошли, — бросил дядя Паша. — Сам провожу. Ты Любу позови, скажи, в пустую крайнюю. Пусть принесет чего надо.

— Не надо в крайнюю! — воскликнул Иван. — Там привидения. Он будет со мной. Мы в одной. Сам провожу. Пошли, Федя!

— Интересный мужик, — сказал Дим, когда они вышли.

— Красавчик! — перебила Зоя. — А Елена-то наша как завибрировала! Надеется, болезная.

— А где Наташка? — вдруг спросил Дим. — Пора бы им вернуться. Или случилось непоправимое?

Они переглянулись. Дим вскочил…

…В мастерской горели два неярких боковых светильника. Холод был как на псарне. Рубан сидел в кресле в расстегнутой дубленке, надетой на полосатый черно-зеленый махровый халат, нечесаный, заросший седой щетиной. Окна на веранду были раскрыты, под окном намело сугроб. С одной стороны от него сидела на табурете Наташа-Барби, держала его за руку; с другой, на полу — Нора. Поодаль стоял Артур. Нора поднялась Диме навстречу, завиляла хвостом, ткнулась головой в колени.

— Отец, ты как? — спросил он. — Не простудишься?

— О, сынок! Вспомнил про старого папу, пришел. Спасибо, сынок. Если даже и простужусь, кого это трогает.

— Дима, я тут спросила Леонарда Константиновича, сказала, что мы все выпили. Он сказал, дядя Паша даст, — сказала Наташа-Барби.

Дим вытаращил глаза.

— Леонард Константинович сказал, что распорядится, — с нажимом повторила Наташа-Барби, смотря на него в упор, словно намекая на что-то. — Леонарду Константиновичу уже лучше…

Дим недоуменно уставился на девушку.

— В глотках пересохло? — спросил Рубан.

— Знаешь, если ты рассчитывал, что народ будет пить чай, то… сам понимаешь.

— Не идиот, не рассчитывал. Надо было взять у Паши.

— Так он же не дает!

— Неужели выжрали весь погреб? — удивился Рубан. — Однако. Искали?

— Где? Марго не знает.

— Надо было съездить в поселок.

— Так пытались же! — вырвалось у Дима.

Наташа-Барби схватила его за руку и сказала:

— Пытались, но дорогу завалило.

Она покачала головой, и тут до Дима наконец дошло: они не решились сказать отцу про журналиста! Он взглянул на Артура — тот пожал плечами.

— Леонард Константинович, я принесу вам поужинать.

— Спасибо, девочка. — Рубан погладил Наташу-Барби по щеке.

— Отец, тут еще один гость заявился на ночь глядя, — сказал Дим. — Говорит, ты пригласил.

— Я пригласил? Никого я не приглашал. Кто таков?

— Какой-то философ. В смысле, профессор философии. Друг нашего Ивана.

— Профессор философии? — недоуменно переспросил Рубан. — Какой к черту… — Он запнулся, подумал и сказал: — Точно, пригласил. Профессора философии… да! А кому не нравится, не держу, скатертью дорога. Где он?

— Переодевается. Иван забрал его к себе в комнату.

— Выйти разве на люди… — Рубан задумался, пожевал губами.

— Я могу привести его сюда, — сказал Дим, поймав взгляд Наташи-Барби.

— Ладно, уговорили. Засиделся я чего-то… Выйду! — решил Рубан. — Позови Пашу!

Наташа-Барби поднялась.

— Вы что, не сказали ему про журналиста? — спросил Дим в коридоре.

— Мы собирались, но Леонард Константинович выглядит неважно, — сказал Артур. — Подумали, что надо подождать до завтра, может, что-то прояснится.

— До завтра? Он увидит, что его нет за столом… Надо сегодня! Придумали, что соврать?

— Никто не ожидал нового гостя, — сказала Наташа-Барби. — Нехорошо получилось.

— Идиотская ситуация! Что теперь делать?

— Придется сказать.

— Слушай, тут такое дело… ты нравишься отцу, — шепотом сказал Дим, оглянувшись на Артура. — Может, поговоришь? Ты же видела, как он со мной. А тебе не откажет, даст.

— Это ваши дела, Дим, не хочу вмешиваться.

— Наташка, ты чего? Мы ж на нуле!

— Нет.

— Ну и дура.

Наташа не ответила; лицо ее сохраняло спокойное и мягкое выражение — похоже, она нисколько не обиделась…

…Рубан принял нового гостя в мастерской. Он был чисто выбрит и причесан, вместо халата на нем были джинсы и синий свитер.

— Федор Андреевич? — Он поднялся навстречу Алексееву. Бородатый коричневый терьер осторожно подошел к гостю, обнюхал. — Нора, фу! — сказал хозяин.

— Можно Федор. Добрый вечер, Леонард Константинович. Привет, Нора! — Он потрепал собаку по голове.