Толкнув рукой двери, графиня пригласила ее войти в комнату. Три молодые девушки-горничные почтительно склонили головы. Каждая из них сделала глубокий, реверанс.

Натали поблагодарила девушек и спросила, как их зовут. Графине явно не понравилось такое отступление от правил, но Натали решила проигнорировать ее неодобрение. Настало время впустить свежий воздух в застоявшуюся дворцовую атмосферу.

— Уже поздно, и вам пора ложиться, чтобы быть готовой к завтрашнему утру, но сначала я хотела бы сообщить, что король велел снабдить вас новым гардеробом. Я уже отдала распоряжение горничной подготовить вам платье для завтрашней церемонии. Перед вашим выходом в Королевскую Палату я приду проверить, все ли в порядке. И еще, когда вы будете на балконе, король преподнесет вам драгоценности, которые принадлежали королеве Софии. Вы их наденете и будете носить во время официального приема. Потом вы их вернете мне, чтобы они находились в сохранности.

Новый гардероб, королевские драгоценности. Ей нужно было это предвидеть. Все казалось таким нелепым и устаревшим. Натали вспомнила, какие украшения носила вторая жена короля, и содрогнулась. Зачем все эти церемонии? Ее мечтой было убедить своего мужа разделить богатство королевского дома, известного своей состоятельностью, не только с народом Нироли, но и с нуждающимися людьми всего мира. Но пока окружающие воспринимают ее лишь как куклу.

— А сейчас я вас покину, чтобы вы успели подготовиться к завтрашнему утру.

Это прозвучало так, словно завтра ей предстояло отправиться на гильотину, подумала Натали. В какой-то мере так оно и было. Ее брак с принцем Кадиром проведет черту между ее старой и новой жизнью, положив конец ее сексуальной свободе, право на которую теперь принадлежало каждой незамужней женщине. Почему она подумала об этом только сейчас? Оставалось надеяться, что не из-за прошлой ночи.

— И если вам понадобится что-то еще, — продолжала графиня, — что-то из еды или из книг, вы всегда можете вызвать одну из ваших горничных.

Три горничные облегченно вздохнули, когда Натали отпустила их. Несколько минут она осматривала свое новое жилище.

Кто до нее жил в этих комнатах? Прекрасная инкрустированная мебель была отполирована и блестела под огромной вычурной люстрой, но в целом помещение несло на себе печать заброшенности и меланхолии. Тяжелые портьеры из парчи закрывали окна, той же тканью были обиты позолоченные стулья в стиле барокко и широкая софа, стоящая посередине комнаты. Цвет ей понравился — зеленовато-голубой, он был лишь немного светлее ее глаз.

Узор ковра повторял замысловатую лепнину потолка. Огромное, в позолоченной оправе зеркало висело над камином, отражая элегантные пропорции комнаты с двойными дверьми, расположенными друг напротив друга. Одна пара вела в коридор, другая — в спальню.

Но как ни красива была эта комната, Натали чувствовала себя в ней неуютно.

Декор спальни перекликался с декором гостиной. Огромная кровать была задрапирована переливающейся шелковой тканью. На противоположной стороне комнаты были еще двойные двери. Одна из них вела в гардеробную, другая в ванную.

Кто-то уже открыл и распаковал ее чемодан. А в закрытых шкафах висела одежда, которую король выбрал для своей будущей невестки. Задержав дыхание, Натали открыла дверь первого шкафа. И тут же закрыла ее, бросив один только взгляд на ряд жестких сатиновых платьев и узких приталенных шелковых костюмов, куда более подходящих для королевы Евы, чем для нее. Красно-коричневые, насыщенно-зеленые и ярко-синие — они были совсем не в ее стиле. Натали с тоской подумала о своей одежде, о мягких платьях из натуральных тканей светлых оттенков, свободно облегающих фигуру. Она не могла обидеть короля, отказавшись от его щедрого дара, хотя и не сомневалась, что этот гардероб был подобран, чтобы удовлетворить тщеславие короны, а не ее чувства.

Эта одежда с замысловатым покроем и богатой вышивкой воплощала в себе все то, что ей так хотелось бы изменить в отношениях монархии с народом Нироли. В современной жизни отношение народа к членам королевской семьи зависело от того, как они заботились о своих подданных, а не от того, насколько народ боялся или восхищался их властью, богатством или титулом.

— Мой сын… — с чувством произнес король Джорджио, поднимаясь со своего места, чтобы пожать руку Кадиру. — Даже сейчас я не могу в это поверить. Все происходящее похоже на сказку… — Лицо его внезапно стало суровым. — Твоя мать не имела права так долго скрывать тебя от меня. Но таковы уж женщины — очаровательные создания, от которых, однако, нельзя ожидать, чтобы они думали и действовали в соответствии с логикой. Вряд ли можно извинить мужчину, который позволяет женщине управлять собой. Но ты, как я вижу, не из их числа.

Кадир покачал головой.

— Подумать только, все это время, когда я уже отчаялся найти достойного кандидата на престол, ты мог быть рядом со мной. Ты, самый лучший из моих сыновей. Твоя мать оказала нам обоим плохую услугу.

Кадир должен был признать, что раздражение отца перекликалось с его собственными чувствами.

— Твоя мать лишила бы тебя великого будущего, если бы не рассказала тебе обо мне, — продолжал король.

— Многие думают, что стать королем Хадии тоже немалая честь, — заметил Кадир.

— Хадия… — Король пожал плечами. — Как можно сравнивать эти несколько десятков квадратных километров пустыни с Нироли?

— Можно, если принять во внимание то, что лежит под ее песками. На Западе есть немало народов, что с радостью отдали бы свои прекрасные виды за пески Хадии — и ее нефть.

Кадир знал, что королю не понравилось то, что он сказал, но он не хотел позволять своему вновь обретенному отцу помыкать им. Последний шейх, которого он до недавнего времени считал своим отцом, был властным тираном, требовавшим беспрекословного повиновения от всех своих подданных. И тогда как его младший брат воспринимал характер отца довольно легко, Кадиру всегда хотелось отстоять свое мнение.

— Здесь, на Нироли ты унаследуешь не только богатство и власть, — продолжал старый король, — ты унаследуешь права, что принадлежат тебе от рождения.

К сорока годам он уже достаточно созрел, чтобы не поддаться такой откровенной манипуляции, подумал Кадир, но странный блеск в глазах короля и легкое подрагивание его голоса странным образом действовали на него. Несмотря на всю его внешнюю надменность и явное неуважение к тем, кто стоял, ниже его, особенно к женщинам, была в нем какая-то внутренняя уязвимость. Но Кадира нелегко было растрогать. Он провел слишком много лет, скрывая собственные чувства, чтобы испытывать симпатию к чувствам других людей. Он слишком долго выстраивал свою защитную систему, оставаясь в стороне от общества, чтобы так сразу отказаться от нее.

В конце концов, в интересах короля Джорджио было сделать так, чтобы он чувствовал себя как дома, хотя и вовсе не означало, что король действительно испытывал к нему отеческие чувства. По этой же причине Кадир не верил, что только потому, что король Джорджио его родной отец, он будет восторженно принят народом Нироли и что он сам полюбит эту страну так, как любил ее его отец. В конце концов, он вырос далеко отсюда, и у него нет ничего общего пи с этой страной, ни с ее народом.