— В смысле — состоится? Я же ему больше не нужна. Главным условием было, чтобы я оставалась невинной, а я переспала с другим. Не веришь? Могу медицинскую справку принести.

— Не стоит. Это лишнее. Я догадывался, что ты можешь выкинуть нечто подобное. Не удивила. Но мы не скажем Догану о твоём ребячестве, а тебя сейчас же запишем к гинекологу. Пусть исправляет твой дебильный поступок.

Мои глаза, должно быть, вываливаются из орбит, а сердце подлетает к горлу и тут же падает вниз, разлетаясь на тысячи осколков.

— Что ты такое говоришь? — выдыхаю, отказываясь верить, что правильно расслышала папу.

— Что-что? Не знала, что врачи научились возвращать невинность? Зашьют и дело с концом. Не думала же ты, что твоя выходка повлияет на моё решение и планы?

Именно так я и думала. Иначе не решилась бы отправиться в клуб и не встретила бы там Назара, мыслями о котором теперь против моей воли забито восемьдесят процентов моего мозга. Горячие кадры его влажного тела снова предстают перед глазами, и меня бросает в липкий пот при мысли, что вместо него каждую ночь я буду видеть другое — старое, дряблое и нелюбимое.

Нет! Не бывать этому! Ни за что! Теперь я ещё больше готова пойти на всё, лишь бы избежать этого замужества.

— Если меня зашьют, я опять сбегу и пересплю с кем-нибудь ещё, — наполнившись злостью, парирую я.

— Попробуй сначала из дома выбраться.

— Не волнуйся. Сто раз выбиралась в тайне от тебя и непременно найду способ выбраться в сто первый, — с вызовом смотрю на него.

Папа сжимает челюсти, расчленяя меня взглядом.

— Что ж ты за идиотка такая неблагодарная? — цедит он. — Думаешь, если бы у меня был другой вариант решить все наши проблемы, я бы не воспользовался им? Конечно, воспользовался бы, но его нет, Алина.

— Варианты есть всегда!

— Не в моём случае. Пойми же, наконец, что брак с этим человеком — единственный шанс спасти от краха всё, над чем я работал долгие годы.

— Я всё это понимаю, папа. Но почему я должна решать твои проблемы вместо тебя? Ещё и таким отвратительным образом.

— Мои проблемы? — отец удивлённо изгибает бровь. — Нет, моя дорогая, это не мои проблемы, а наши, потому что ты часть этой семьи. Ты, моя милая девочка, с рождения наслаждалась всеми благами и роскошью. И если ты откажешься от брака с Доганом, то не только мы с мамой потеряем всё, но и ты. Не будет у тебя больше безлимитных карточек, пропусков в элитные клубы, путешествий, дорогостоящих обучений, шмоток от кутюр и этого дома. Мы все окажемся на улице, Алина.

— Уж лучше быть на улице, чем в золотых хоромах с нелюбимым мужчиной!

— Ты так говоришь, потому что не знаешь, что значит быть нищей.

— Ты прав — не знаю, но я уверена, что это лучше, чем быть проданной собственным отцом, как какой-то товар.

— Не преувеличивай.

— Даже не думала. Всё так и есть. Ты продаёшь меня! И плевать тебе хотелось на мои желания и чувства! — моя выдержка трескается, и слёзы прорываются из глаз, но увы, папу это нисколько не смягчает. Он остаётся таким же суровым, непреклонным и холодным.

— Ты права, мне плевать на всю эту сентиментальную пургу, потому что твои девичьи чувства не будут иметь никакой значимости ни для меня, ни для тебя, когда мы лишимся всего, к чему привыкли. И пусть сейчас ты этого не понимаешь и, возможно, даже ненавидишь меня, я не желаю тебе зла. И, как ты выразилась, продаю тебя не в рабство, а отправляю в сказку, которую твой будущий муж непременно устроит для тебя. Поэтому ты сейчас же прекратишь реветь и приведёшь себя в надлежащий вид, а после вы с мамой в сопровождении охраны поедите в больницу. Вздумаешь опять вытворить что-то, пожалеешь, Алина. И я не шучу. Сидение под замком в четырёх стенах своей спальни станет меньшим наказанием их всех, что я тебе устрою, — заканчивает он и тут же теряет к моей персоне всякий интерес, набирая чей-то номер.

Меня часто посещала мысль, что папа меня не любит, а всю жизнь растил только для того, чтобы в итоге извлечь из моего существования выгоду. И, как выяснилось недавно, я оказалась права, отчего, кажется, ещё немного — и я возненавижу его. Прям всей душой возненавижу, честное слово. За то, что он такой бесчувственный и безразличный ко мне. За то, что не пытается найти способ решить семейные проблемы, а перекладывает их на мои плечи. И за то, что сейчас, пока я продолжаю содрогаться в слезах, он и не думает начать меня утешать. Чего уж там. Отец даже не смотрит на меня, полностью переключившись на рабочий телефонный разговор, который явно вызывает в нём куда больше эмоций, чем слёзы единственной дочери.

Не в состоянии и дальше терпеть равнодушие отца, я срываюсь с места и бегу в свою спальню. Падаю в кровать и плачу в подушку, никак не реагируя на беспокойный голос мамы, доносящийся за закрытой дверью.

Я люблю маму всем сердцем, но знаю, что сейчас её присутствие мне не поможет. Мама в курсе папиных планов на мою продажу, но никак не пытается его переубедить. Она всегда и во всём поддерживает его, а всё потому, что искренне любит. Для неё не в тягость вот уже более двадцати лет жить с ним, спать, общаться и проводить вместе время. Она вышла замуж по любви, а не ради того, чтобы спасти своих родителей от нищеты.

От меня же требуют самопожертвования во благо будущего семьи. А как же моё будущее? Они об этом не подумали? Они действительно считают, что, связав себя узами брака с незнакомым, стрёмным иностранцем, который в отцы мне годится, я стану счастливой? Серьёзно?

Я ведь даже не видела вживую этого мужчину. Только на фотографии, которую всучил мне папа после того, как поставил меня в известность о скором замужестве с неким Эмиром Доганом, успешным турецким предпринимателем и партнёром отца.

Видите ли, этот миллиардер приметил меня на одном благотворительном приёме, который я посещала вместе с родителями, и вместо того, чтобы подойти и познакомиться, показав свою страшную рожу мне живьём, он решил просто договориться с моим папой о сделке.

Я выхожу замуж за мерзкого старикашку, а он покрывает все долги папы. И моего мнения при этом никто не спрашивал. Шикарно!

Моя история стара как мир и заезжена,