Падкая на рекламу леди Уайльд принимала и журналистов, публиковавших отчеты о приемах, на которых распущенность все чаще одерживала верх над благопристойностью: «В прошлую субботу известная своим выдающимся литературным творчеством леди Уайльд, признанная в Дублине второй мадам Рекамье, давала прием у себя на Меррион-сквер. Среди многочисленной и изысканной публики можно было встретить самых ярких представителей художественных, литературных и политических кругов. Преподаватели Тринити-колледжа преподобный Пребендари, преподобный Махэйффи и профессор Тайрелл находились там рядом с известными судьями, адвокатами и некоторыми членами труппы Дублинского королевского театра. Нетрудно догадаться, что беседа шла на самые возвышенные темы, но основным предметом обсуждения стала поэзия…»

Успех салона на Меррион-сквер вызывал зависть многих завсегдатаев, которым было непонятно, каким образом хозяйке удается собрать вместе так много выдающихся личностей. «Достаточно их заинтересовать, — отвечала леди Уайльд. — Все очень просто. Стоит лишь пригласить самых разных людей, но ни в коем случае не зануд, и перемешать их, не слишком заботясь о морали. И не важно, если у ваших гостей ее вовсе нет»[26]. Сэр Уильям редко выходил в общий зал; он предпочитал уединяться на первом этаже с кем-нибудь из коллег и в спокойной обстановке, с сигарой в одной руке и бокалом коньяка в другой комментировать последние скандалы и сплетни.

Результаты такой экстравагантной и беспутной жизни не заставили себя ждать: кредиторы начинали хмуриться, судебные исполнители — являться для выполнения постановлений суда; на часть имущества был наложен арест, в то время как леди Уайльд находила себе утешение за чтением Эсхила. В дом наведывался и еще один, еще менее приятный посетитель — полупомешанная прежняя любовница доктора Уайльда, которая шантажировала его, угрожая расклеить по всему городу памфлет, разоблачающий его преступление. Это была некая мисс Трэверс, дочь преподавателя из Тринити-колледжа, которая уверяла, что сэр Уильям изнасиловал ее. Юная особа не слишком подбирала слова, объясняясь с сэром и леди Уайльд. Давно привыкшая к похождениям мужа Сперанца с ледяной иронией приняла нападки «оскорбленной» девушки. Но однажды, когда леди Уайльд уехала с детьми в маленький курортный городок Брэй в нескольких километрах к югу от Дублина, ее встретили расклеенные на стенах домов оскорбительные листовки; Уилли и Оскар никак не могли понять, что все это означало. Душа матери была оскорблена, и 6 мая 1864 года она отправила гневное письмо профессору Трэверсу: «Вы, может быть, не в курсе того, какие возмутительные выходки позволяет себе ваша дочь в Брэе. Она бессовестным образом сговорилась с уличными торговцами газет и заставляет их расклеивать по городу афиши, в которых утверждается, будто у нее была связь с сэром Уильямом Уайльдом. Если ей взбрело в голову бесчестить свое имя, мне до этого нет дела; но поскольку, оскорбляя меня, она рассчитывает под угрозой разоблачений выудить денег у сэра Уильяма, — что, кстати, ей неоднократно удавалось, — я считаю необходимым поставить вас в известность, что никакие угрозы и оскорбления не заставят нас платить ей далее. Отныне вашей дочери, опустившейся до требования платы за свою честь, будет отказано навсегда»[27].

Это письмо не вызвало никакой реакции у отца, зато девушка, сочтя себя еще раз оскорбленной, поручила своему адвокату предъявить иск о возмещении морального ущерба в размере двух тысяч фунтов стерлингов: такова была цена ее девственности, если верить сложенному по этому поводу двустишию:

В подобной ситуации леди Уайльд была вынуждена думать о собственной защите; при этом, естественно, она не могла отрицать своего авторства. Она заявила, что письмо: 1) ни в малейшей степени не было оскорбительным; 2) не было клеветническим; 3) носило строго конфиденциальный характер. Короче говоря, она сама, очертя голову, напрашивалась на скандал, в точности так же, как поступил ее сын Оскар через тридцать лет, и весь процесс был фактически посвящен установлению истины по одному-единственному вопросу: виновен ли ее супруг в совершении профессионального проступка в соответствии с обстоятельствами, на которых настаивала в своем заявлении мисс Трэверс[28]. К вящей радости читателей, газеты немедленно набросились на это дело. Знаменитый придворный окулист, член Дублинской академии наук сэр Уильям Уайльд обвинялся перед судом в том, что усыпил при помощи хлороформа юную девятнадцатилетнюю пациентку с целью изнасилования! Можно себе представить интерес публики и замешательство судебных органов. Начало процесса превратилось в настоящий спектакль. В обращении к присяжным адвокат мисс Трэверс заявил: «Обстоятельства, которые мне предстоит изложить, настолько неприличны и чудовищны, что мне хотелось бы, чтобы это сделал за меня кто-нибудь другой». Председатель прервал его: «В таком случае, может быть, некоторые дамы, находящиеся сейчас в зале, пожелают выйти, прежде чем вы станете продолжать?»[29] Никто не двинулся с места, и многочисленные сидящие в зале женщины ограничились тем, что стыдливо опустили глаза. Между тем адвокат продолжал: «Господа присяжные заседатели, я не в силах взять на себя ответственность в точности описать то, что произошло в кабинете доктора Уайльда. Когда настанет время, мисс Трэверс сама выполнит грустную обязанность пересказать тот ужас, жертвой которого стала… Пока я только могу сказать, что она лишилась самого дорогого, что у нее было, своей невинности, причем по вине мужчины, который благодаря своему положению более, чем кто-либо другой, обязан был помнить об оказанном ему Доверии»[30]. Не будет преувеличением сказать, что публика затаила дыхание.

Когда девушку вызвали для дачи свидетельских показаний, она подтвердила, что в 1854 году обращалась к доктору Уайльду и что он с самого начала относился к ней скорее по-дружески, нежели как к пациентке, часто одалживая деньги. Наконец она перешла к главному: «Однажды я попросила доктора осмотреть ожог у меня на шее. Но он внезапно схватил меня в объятия, и я потеряла сознание. Потом доктор Уайльд побрызгал на меня водой и, как только я пришла в себя, стал умолять меня встать поскорее, ибо иначе мы, по его словам, пропали». Истица подтвердила, что доктор изнасиловал ее, воспользовавшись беспамятством. Более того, она заявила также, что через несколько дней после происшествия получила от доктора письмо: «Простите меня. Я просто ничтожество. Я лежу сейчас в постели и думаю о вас… Будьте умницей и не рассказывайте никому о том, что произошло»[31].

Очередь доходит до леди Уайльд; ее нисколько не интересовали ни инсинуации мисс Трэверс, ни вся эта мрачная история с изнасилованием. Ею двигало желание защитить детей: «Единственной причиной, побудившей меня написать ее отцу, была боязнь того, что однажды такая листовка окажется у меня в почтовом ящике, а потом может случайно попасть в руки моих невинных детей. Кстати, моя дочь уже где-то подобрала один из таких листков и сказала: „Смотри, мама, это, наверное, о вас с папой. А что это значит?“»[32]