виноват? Предлагаете мне самому писать романы и рецензии?

– Боже упаси!

– Впрочем, вы правы, проблема достаточно серьёзная. Я даже министра культуры в поездку прихватил… Да где ж он там запропастился?

Платов хлопнул в ладоши, дверь отворилась, и вошёл некто в кирзовых сапогах, кожаной куртке с капюшоном и парусиновых штанах на ватной основе, на которых были легко различимы следы чьих-то зубов. Поклонившись Платову, он зыркнул глазом на Булгакова, и сказал:

– Простите, Владим Владимыч, не успел переодеться, – и сел поодаль.

– Ну как там Баффи? – поинтересовался Платов. – Никого не покусал?

– Нет-нет! Вёл себя вполне корректно. Правда, иногда лаял на прохожих.

Платов закивал головой:

– Он у меня так натренирован. Видимо, и здесь полным-полно этих либералов. Хотя мог подобным образом отреагировать и на «Тройной одеколон».

– Ничего такого не было. У меня нюх тоже неплохой.

«Судя по всему, так оно и есть», – предположил Булгаков.

– Тут вот в чём дело, Ростислав! Михаил Афанасьевич настаивает на том, что мы обязаны более активно работать с читателем, воспитывая в нём хороший вкус. Ты можешь подготовить план мероприятий?

– Уже всё есть, Владим Владимыч! И план, и его реализация, и результат.

– А результат-то где? – поинтересовался Платов.

– Да вот же! За вас на прошедших выборах проголосовали почти семьдесят семь процентов.

– Я ему про Фому, а он всё про Ерёму!

– Ну как же! Люди с плохим вкусом не пойдут за вас голосовать.

– Да ты пойми, речь о читателях, а не об электорате.

– Так ведь, Владим Владимыч, у нас неграмотных давно уж нет! Каждый, кто за вас голосовал, когда-то что-нибудь читал.

– Ты договоришься до того, что я тебя уволю! – чувствовалось, что Платов на пределе.

– Позвольте мне!

Булгаков счёл за благо вмешаться в эту перепалку во избежание нежелательных последствий. На пост министра он не претендовал, однако можно было посочувствовать Платову, если он вынужден полагаться на таких чиновников.

– Я хочу напомнить о том, что мы обсуждали полчаса назад. Речь шла о возможностях улучшения человеческой породы. Увы, наука здесь пока бессильна, поэтому ведущая роль в этом деле должна принадлежать культуре.

– Что вы имеете в виду? – поинтересовался Платов.

– Хорошие книги, кинофильмы…

– Что значит «хорошие»? – возмутился министр. – В наших директивных документах нет подобного критерия. Ценность книги определяется реализованным тиражом, ну а для фильмов есть другой показатель – количество зрителей. Тех, что пришли в кинотеатры.

– Надеюсь, только тех, кто досидел до конца? – спросил Булгаков.

– Это не предусмотрено. Мы судим по количеству проданных билетов.

– Вот как! – теперь уже удивился Платов. – Выходит, я ушёл с фильма Михалкова через полчаса, буквально отплёвываясь на ходу, а вы меня записали в почитатели этого «таланта»?

– Владим Владимыч! Мы примем меры! Но в штате министерства пока нет нужного количества единиц, чтобы поставить их на выходе из всех кинотеатров.

– Дурдом! – процедил сквозь зубы Платов. – А вы, Михаил Афанасьевич? Что можете нам предложить?

– Мне кажется, достоинства произведений искусства должны оценивать опытные эксперты, критики. Но вы говорите, что у вас их нет…

– Да есть они! Только теперь другие времена. Теперь музыку заказывает тот, кто побогаче. Вот они и пляшут…

– Владим Владимыч, мы финансируем культуру в полном объёме, в соответствии с бюджетом.

– Погоди, Славик! Речь ведь не о том, – отмахнулся Платов и обратился к Булгакову: – Так что вас не устраивает?

– Но вы же сами сказали, что вынуждены читать классику…

– Господь с вами! Никто меня не принуждает, просто она мне больше нравится.

– В том-то и дело! Если бы в продаже появлялись книги такого же уровня…

– А что я могу поделать, если их не пишут?! – завопил министр.

– На самом деле, пишут! – возразил Булгаков. – Не могут не писать! Я по своему опыту знаю, каково это ходить по издательствам и всюду получать отлуп. А всё потому, что неизвестного автора не станут покупать.

– Славик! – распорядился Платов. – Надо срочно навести порядок.

– Владим Владимыч! У нас в России только частные издательства, я не могу им приказать. К тому же издательская отрасль проходит по ведомству Минкомсвязи.

– Это почему? Разве литература не относится к искусству?

– Так уж повелось, Владим Владимыч.

– Неужели нельзя как-то повлиять на этих частников?

– Если только по линии спецслужб…

– Не мели чепуху!

Платов задумался.

– Что же это получается? Талантливые писатели у нас есть, но мы о них ничего не знаем. Так или не так? – обратился он к Булгакову.

– Увы, лишь немногим авторам удаётся найти влиятельного покровителя. Лев Толстой пробился в люди благодаря Некрасову. Другого Толстого обласкали лишь за то, что он бросил сытую Европу, чтобы угождать большевикам. Юрий Герман добился благорасположения Максима Горького. Борис Пильняк… тот очаровал и Горького, и Луначарского. Но для этого нужны какие-то особенные качества.

– Так, Славик! – Платов ткнул указательным пальцем в своего министра. – Вот возвратимся домой, и займёшься этим делом. На Горького ты конечно не потянешь… Ну что ж, хотя бы ознакомься с тем, как работал товарищ Луначарский.

– Владим Владимыч! – взвизгнул Ростислав. – За что мне такое наказание? Когда же мне руководить, если с утра до вечера буду беседовать с этими писаками. Их тьма-тьмущая!

– Иди, работай! И завтра же план мероприятий мне на стол!

«Пустые хлопоты! – огорчился Булгаков, глядя вслед уходящему министру. – Этому до Луначарского, как до Луны!»

Платов тем временем опять задумался.

– Послушайте, Михаил. Допустим, появятся у нас хорошие книги, кинофильмы, театральные постановки. Это всё прекрасно, замечательно! Но сколько же лет пройдёт, прежде чем мы получим нужный результат, прежде чем убедимся, что у нас в стране возникло новое поколение людей? Людей высоконравственных, которые не воруют, не крадут, ответственно относятся к своим обязанностям, а не кричат на каждом углу о своих нереализованных правах.

– Это будет нескоро. Но другого пути нет! – подвёл итог Булгаков.

Глава 6. Свидание у Новодевичьего монастыря

Уже смеркалось, когда Булгаков вышел из дома в Чистом переулке. В голове рождались, исчезали и снова возникали интересные мысли, и хотелось поскорее сесть за стол и взять в руки перо. Тут подошёл трамвай, который шёл на Большую Пироговскую, но, утомлённый многочасовой беседой с Платовым, Булгаков не обратил внимание, что едет не в ту сторону, а по дороге и вовсе задремал…

Вдруг заскрипели тормоза, и что-то болезненно ударило в лоб, словно бы трамвай наткнулся на препятствие. «Авария? Вселенская катастрофа?!» Впрочем, во сне чего только ни привидится. Когда Булгаков открыл глаза, он обнаружил, что за окном ночь, трамвай стоит у Новодевичьего монастыря, ну а в вагоне ни души. И только некто с растрёпанными,