– Обычные вещи, сэр. Книги, бумаги, перо с засохшими чернилами, графин и стакан, из которого мистер Ливенворт пил вечером.

– Больше ничего?

– Насколько я помню, больше ничего.

– Насчет графина и стакана… – вмешался в допрос присяжный с цепочкой и часами. – Вы говорили, что нашли последний в том же состоянии, в каком видели его, когда оставляли мистера Ливенворта в библиотеке?

– Да, сэр, практически в таком же.

– Однако он имел привычку выпивать целый стакан?

– Да, сэр.

– Выходит, ему помешали сделать это сразу после того, как вы ушли, мистер Харвелл.

На лице молодого человека вдруг проступила холодная, голубоватая бледность. Он вздрогнул и какое-то мгновение выглядел так, словно его поразила ужасная мысль.

– Не обязательно, сэр, – с трудом вымолвил он. – Мистер Ливенворт мог…

Тут он замолчал, как будто был слишком потрясен, чтобы закончить фразу.

– Продолжайте, мистер Харвелл. Что вы хотите сказать?

– Ничего, – ответил секретарь слабым голосом, как будто борясь с каким-то сильным чувством.

Поскольку он не отвечал на вопрос, а просто хотел что-то пояснить, коронер не стал настаивать, но я заметил, как несколько пар глаз подозрительно забегали из стороны в сторону, словно многие из присутствовавших почувствовали, что в подобном поведении этого человека мог скрываться какой-то ключ к разгадке. Коронер, не обратив внимания ни на странности в поведении, ни на всеобщее возбуждение, которые они вызвали, продолжил допрос.

– Когда вчера вечером вы выходили из библиотеки, ключ был на месте?

– Я не обратил внимания, сэр.

– Но предполагаете, что он был на месте?

– Думаю, да.

– Во всяком случае, утром дверь оказалась заперта, а ключ исчез?

– Да, сэр.

– Значит, человек, совершивший убийство, уходя, запер дверь и забрал ключ?

– Похоже на то.

Коронер с серьезным видом повернулся к присяжным.

– Господа, – сказал он, – похоже, с этим ключом связана какая-то тайна, с которой необходимо разобраться.

По комнате прокатилась волна шепота, свидетельствующая о всеобщем согласии. Маленький присяжный порывисто поднялся и предложил немедленно заняться поисками ключа. Но коронер повернулся к нему и тоном, который я бы назвал уничижительным, возразил, что дознание должно продолжаться, пока не будут получены все устные показания.

– В таком случае позвольте задать вопрос, – снова вызвался неугомонный. – Мистер Харвелл, нам сказали, что когда сегодня утром была взломана дверь, то обе племянницы мистера Ливенворта зашли в комнату за вами.

– Одна, сэр. Мисс Элеонора.

– Мисс Элеонора? Единственная наследница мистера Ливенворта? – вставил коронер.

– Нет, сэр. Наследница – мисс Мэри.

– Это мисс Элеонора дала указание перенести тело в другую комнату? – продолжил присяжный.

– Да, сэр.

– Скажите, проходя по комнатам, вы не заметили ничего, что могло бы натолкнуть вас на какие-то подозрения относительно убийцы?

Секретарь покачал головой и с чувством ответил:

– У меня нет никаких подозрений.

Не знаю почему, но я ему не поверил. То ли дело было в тоне его голоса, то ли в том, как он сжал пальцами рукав – а руки часто говорят куда больше, чем лицо, – но я почувствовал, что на это утверждение полагаться нельзя.

– Я бы хотел задать мистеру Харвеллу вопрос, – вызвался один из присяжных, который до сих пор не подавал голоса. – Теперь мы имеем подробный отчет о том, как был найден убитый. Но убийства не совершаются без мотива. Известно ли господину секретарю о каких-либо тайных врагах мистера Ливенворта?

– Нет.

– Все в доме были с ним в хороших отношениях?

– Да, сэр, – с чуть заметной дрожью несогласия в голосе.

– И не было даже намека на размолвку между мистером Ливенвортом и кем-либо из домочадцев?

– Я не готов утверждать это, – ответил мистер Харвелл с несчастным выражением. – Намек – очень тонкая материя. Возможно, пролегла какая-то тень…

– Между мистером Ливенвортом и кем?

Долгое неуверенное молчание.

– Одной из его племянниц, сэр.

– Которой?

Голова секретаря снова вызывающе вздернулась.

– Мисс Элеонорой.

– Как давно вы заметили эту тень?

– Не могу сказать.

– Причина вам известна?

– Нет.

– И насколько сильным было это чувство?

– Не могу сказать.

– Вы вскрываете адресованные мистеру Ливенворту письма?

– Да.

– В последнее время в его корреспонденции вам не попадалась ничего, что могло бы пролить свет на это происшествие?

Казалось, секретарь никогда не ответит. Он просто задумался над ответом, или этот человек окаменел?

– Мистер Харвелл, вы услышали вопрос присяжного? – осведомился коронер.

– Да, сэр. Я думал.

– Хорошо. Теперь отвечайте.

– Сэр, – сказал секретарь, повернувшись к присяжному и глядя ему прямо в глаза. Этим движением он открыл мне свою левую, неприкрытую руку. – Последние две недели я вскрывал письма мистера Ливенворта, как обычно, и не помню ничего, что имело бы хоть какое-то отношение к этой трагедии.

Этот человек лгал, я мгновенно это понял. Сначала его кисть остановилась в нерешительности, потом, когда он принял решение солгать, крепко сжалась. Мне этого было достаточно.

– Мистер Харвелл, раз вы так говорите, разумеется, так оно и есть, – сказал коронер, – и все же корреспонденцию мистера Ливенворта придется проверить на этот предмет.

– Конечно, – беззаботно ответил тот. – Так будет лучше.

Этим замечанием допрос мистера Харвелла на время закончился. Когда он садился, я отметил про себя четыре вещи.

То, что по какой-то неизвестной причине он имел подозрение, в чем не хотел признаваться даже самому себе.

То, что в этом деле каким-то образом замешана женщина, на что указывали услышанные им на лестнице шелест и шаги.

То, что в дом пришло письмо, отыскав которое, можно пролить свет на это дело.

И то, что имя Элеоноры Ливенворт слетало с его уст с трудом, – этот явно невозмутимый человек проявлял нечто сходное с чувством всякий раз, когда ему приходилось его произносить.

Подгнило что-то в Датском государстве[5].