— Я пойду, херре. Меня уже на кухне заждались, — он чинно поклонился и, едва дождавшись ответного кивка Рыца, зашагал вдоль нагретой солнцем стены. Настроение Кая по шкале от великолепного до паршивого покоилось на «средней поганости». Риск опоздать и остаться без обеда грозил столкнуть его на нижнюю границу.

Высунув голову из-за угла курятника, Кай окинул быстрым взглядом кухонный двор. Там не было никого, кроме двух жирных боровов, мирно хрюкавших в тени дровяного сарая. Должно быть, гоблины на кухне сейчас вторили боровам, набивая пасти ячменной похлебкой. Желудок мальчика нетерпеливо забурчал. Мысленно дав ему приказ заткнуться, Кай углубился в решение сложнейшей внутренней дилеммы. Ввалиться в кухню, сияя цветом ультрамарин, и дать гоблинам лишний повод для насмешек или смыть проклятые чернила и, возможно, явиться к пустому котлу?

Желудок отказался повиноваться и начал революцию. Внутреннему взору Кая представились ухмыляющиеся рожи соплеменников Триллебёлле и Буллебёлле, скандирующие в унисон: «У-пырь! У-пырь!» Он зажмурился и тряхнул головой, отгоняя гнусную картину. Решение было принято.

Обогнув угол курятника, Кай шмыгнул к колодцу в центре двора. С разбегу повис на тяжелом вороте, навалился всем телом, потянул на себя и продолжал это интересное упражнение, пока наполненное ведро не появилось, покачиваясь, над краем колодезного сруба. Опасливо косясь на дверь кухни, Кай поспешил опрокинуть содержимое ведра себе на голову.

Ледяная вода вышибла воздух из легких. Чернильные струи побежали по булыжникам двора, собираясь в лазурные лужи. Схватив горсть соломы, Кай принялся, как одержимый, тереть свои руки, лицо и спадающие до плеч космы. После нескольких минут лихорадочных усилий он критически осмотрел результат. Бледно-голубые пятна отчетливо выделялись на фоне красной, воспаленной кожи. Великолепно! Теперь он напоминал типичную жертву бубонной чумы!

Трясущимися от холода руками мальчик вывернул новое ведро на себя. По двору зажурчали веселые ручейки, булыжники у ног сияли всеми оттенками синего. Едва сгибающимися пальцами Кай подцепил третье ведро, поставил на край колодца и заглянул в его глубину. С темной поверхности воды на него пялился абсолютно голубой мальчишка. Высокие скулы, горбатый после давнего перелома нос, нечесаная грива, теперь свисавшая печальными сосульками — грязно-белыми и лазуревыми вперемежку. И то самое, непоправимое, — черные, как беззвездная ночь, глаза. Слишком большие для узкого, худого лица. Без просвета белков. Без радужки. Глаза урода.

Тяжелая капля сорвалась с кончика Каева носа и плюхнулась в ведро. «Бульк!» Мальчишка на дне моргнул белыми, почти невидимыми ресницами, невероятно огромные глаза стали, казалось, еще больше и… разбились на черные осколки, разбежались кругами по воде.

— Хей, Упырь! Красоту наводишь?

— Ошибочка вышла! Мы-то думали, у него папаша ишак был. Ан нет, видать, урод от каракатицы морской уродилси.

— Во-во! А хто тут нос задирал: он честным гоблинам, мол, не чета, кровь у него голубая! А на самом-то деле она у него чернильная!

— Три не три, а от наследства не отмоесся!

«Гоблины, тролль их побери!» Не отвечая, Кай размахнулся и послал содержимое ведра через двор.

Струя ледяной воды ударила прямо в цель. Шутники взвизгнули и наперегонки ломанулись обратно в кухню, толкаясь в дверном проеме. Тяжелая створка захлопнулась, и во дворе снова воцарилась тишина. Мальчик горько усмехнулся. Гоблины ненавидели воду, и даже пить предпочитали не ее, а самогонную медовуху. Но его самого они ненавидели еще больше.

Кай не брался утверждать, что существа эти, с которыми ему довелось делить и стол, и кров, злы по природе. На этот счет и в книгах не было единого мнения. Но в одном он был уверен: замковые гоблины ненавидели его всей душой, ну или тем, что у них вместо нее было. Ненавидели за его человеческое происхождение; за особое положение в Замке, которого удостоил сироту Мастер Ар; за часы, проведенные с Рыцем вне кухни в обучении воинскому искусству и книжной премудрости. Иными словами, просто за то, что Кай был чужаком, и ему позволили выжить.

Попытки вступить в открытое единоборство гоблины оставили уже давно: с тех пор как выучка Ментора лишила передних зубов Буллебёлле и окончательно скосила и прежде-то косоватый глаз Крёллебёлле. Просто устроить Каю темную кухонная челядь не решалась — опасалась короткой и быстрой расправы господина Ара: в море с Белой Скалы, и точка. Зато гоблины были мастерами по части мелких пакостей: то чудом оказывалась зола в замешанном мальчиком тесте, то из ниоткуда взявшийся ветер сдувал с веревок только что им выстиранные Мастеровы мантии, то под ноги попадались кем-то брошенные посреди двора грабли — и именно когда он спешил на кухню с лукошком свежих яиц или полным подойником молока. Каю поневоле приходилось смотреть в оба, чтобы не угодить в очередную расставленную злопыхателями ловушку.

Кухонная дверь скрипнула и приотворилась. «Одного ведра, что ли, гоблинам мало?» Сверкающий каскад воды красиво, по широкой дуге полетел через двор. «Плюх!» Единовластный кухонный тиран, тролль Хруч, застыл в дверном проеме. Огромному троллю пришлось пригнуться, чтобы не стукнуться головой о притолоку. Его волосатые уши подергивались, стряхивая повисшие на них капли. Выражение принудительно вымытой физиономии не обещало ничего хорошего. Глубоко посаженные глазки стремительно наливались кровью, верхняя губа подрагивала, обнажая желтые клыки. Картину дополняли вздувшиеся бугры бицепсов и когтистые пальцы, сомкнувшиеся на рукояти висевшей у пояса дубины.

— Упс! — Кай попятился вокруг колодца, инстинктивно стремясь создать препятствие между Хручом и собственным, слишком хорошо знакомым с дубиной телом. В два прыжка тролль очутился над ним. Волосатые пальцы ухватили ухо мальчика и больно выкрутили. Конец дубины уперся в ребра.

— Ахр-р, кр-р-рысенок! Я те покажу, как добр-рым гоблинам докучать!

Хруч тряхнул свою жертву с такой силой, что у Кая стукнули зубы.

— Я те глазы-то непотр-ребные пр-рочищу, шоб ты видел, шо твор-ришь, гаденыш! — Еще один рывок за ухо и тычок дубиной придали словам тролля особую убедительность.

— Шо ты учудил севодни с утр-ра пор-раньше? — Тролль еще раз как следует встряхнул Кая так, что ноги мальчика на мгновение потеряли контакт с землей.

Все мысли и воспоминания перемешались у Кая в голове. Он, хоть убей, не мог припомнить ничего криминального в своих утренних деяниях. Ничего, кроме… Нет, невозможно, чтобы Хруч знал об испорченной карте!

— Н-ничего, — удалось выдавить Каю в секундной паузе между рывками за ухо и тычками в ребра.

— Ничо?! — рявкнул тролль. Желтая пена показалась на его клыках. — Каша с чер-рвями и жабья подлива — это те ничо?!

В голове мальчика начало формироваться неприятное подозрение, превратившееся в уверенность, когда со стороны крыльца донеслось гнусное хихиканье гоблинов. Обязанностью Кая было каждое утро, до тренировки с Ментором, наполнять сорокаведерную лохань для кухонных нужд. Покидать в натасканную «крысенком» воду дождевых червей и жаб было как раз в гоблиновом стиле.