Потом ему стало жалко большую рыбу, которую онпоймал на крючок. «Ну не чудо ли эта рыба, и один бог знает, сколько лет онапрожила на свете. Никогда еще мне не попадалась такая сильная рыба. И подуматьтолько, как странно она себя ведет! Может быть, она потому не прыгает, что ужочень умна. Ведь она погубила бы меня, если бы прыгнула или рванулась изо всехсил вперед. Но, может быть, она не раз уже попадалась на крючок и понимает, чтотак ей лучше бороться за жизнь. Почем ей знать, что против нее всего одинчеловек, да и тот старик. Но какая большая эта рыба и сколько она принесетденег, если у нее вкусное мясо! Она схватила наживку, как самец, тянет, каксамец, и борется со мной без всякого страха. Интересно, знает она, что ейделать, или плывет очертя голову, как и я?»

Он вспомнил, как однажды поймал на крючоксамку марлина. Самец всегда подпускает самку к пище первую, и, попавшись накрючок, самка со страха вступила в яростную, отчаянную борьбу, которая быстроее изнурила, а самец, ни на шаг не отставая от нее, плавал и кружил вместе сней по поверхности моря. Он плыл так близко, что старик боялся, как бы он неперерезал лесу хвостом, острым, как серп, и почти такой же формы. Когда старикзацепил самку багром и стукнул ее дубинкой, придерживая острую, как рапира,пасть с шершавыми краями, когда он бил ее дубинкой по черепу до тех пор, покацвет ее не стал похож на цвет амальгамы, которой покрывают оборотную сторонузеркала, и когда потом он с помощью мальчика втаскивал ее в лодку, самецоставался рядом. Потом, когда старик стал сматывать лесу и готовить гарпун,самец высоко подпрыгнул в воздух возле лодки, чтобы поглядеть, что стало с егоподругой, а затем ушел глубоко в воду, раскинув светло-сиреневые крылья грудныхплавников, и широкие сиреневые полосы у него на спине были ясно видны. Старикне мог забыть, какой он был красивый. И он не покинул свою подругу до конца.

«Ни разу в море я не видал ничего печальнее, –подумал старик. – Мальчику тоже стало грустно, и мы попросили у самки прощенияи быстро разделали ее тушу».

– Жаль, что со мной нет мальчика, – сказал онвслух и поудобнее примостился к округлым доскам носа, все время ощущая черезбечеву, которая давила ему на плечи, могучую силу большой рыбы, неуклонноуходившей к какой-то своей цели.

– Подумать только, что благодаря моемуковарству ей пришлось изменить свое решение!

«Ее судьба была оставаться в темной глубинеокеана, вдали от всяческих ловушек, приманок и людского коварства. Моя судьбабыла отправиться за ней в одиночку и найти ее там, куда не проникал ни одинчеловек. Ни один человек на свете. Теперь мы связаны друг с другом с самогополудня. И некому помочь ни ей, ни мне».

«Может быть, мне не нужно было становитьсярыбаком, – думал он. – Но ведь для этого я родился. Только бы не забыть съестьтунца, когда рассветет».

Незадолго до восхода солнца клюнуло на одну изнаживок за спиной. Он услышал, как сломалось удилище и бечева заскользила черезпланшир лодки. В темноте он выпростал из футляра свой нож и, перенеся всютяжесть рыбы на левое плечо, откинулся назад и перерезал лесу на планшире.Потом он перерезал лесу, находившуюся рядом с ним, и в темноте крепко связалдруг с другом концы запасных мотков. Он ловко работал одной рукой, придерживаяногой мотки, чтобы покрепче затянуть узел. Теперь у него было целых шестьзапасных мотков лесы: по два от каждой перерезанной им бечевы и два от лесы, накоторую попалась рыба; все мотки были связаны друг с другом.

«Когда рассветет, – думал он, – я постараюсьдостать ту лесу, которую я опустил на сорок саженей, и тоже ее перережу,соединив запасные мотки. Правда, я потеряю двести саженей крепкой каталонскойверевки, не говоря уже о крючках и грузилах. Ничего, это добро можно достатьснова. Но кто достанет мне новую рыбу, если на крючок попадется какая-нибудьдругая рыба и сорвет мне эту? Не знаю, что там сейчас клюнуло. Может быть,марлин, а может быть, и меч-рыба или акула. Я даже не успел ее почувствовать.Надо было побыстрее от нее отвязаться».

Вслух он сказал:

– Эх, был бы со мной мальчик!

«Но мальчика с тобой нет, – думал он. – Тыможешь рассчитывать только на себя, и хоть сейчас и темно, лучше бы тыпопытался достать ту, последнюю лесу, перерезать ее и связать два запасныхмотка».

Он так и сделал. В темноте ему было трудноработать, и один раз рыба дернула так, что он свалился лицом вниз и рассек щекупод глазом. Кровь потекла по скуле, но свернулась и подсохла, еще не дойдя доподбородка, а он подполз обратно к носу и привалился к нему, чтобы передохнуть.Старик поправил мешок, осторожно передвинул бечеву на новое, еще не натруженноеместо и, передав весь упор на плечи, попытался определить, сильно ли тянетрыба, а потом опустил руку в воду, чтобы выяснить, с какой скоростью движетсялодка.

«Интересно, почему она рванулась, – подумал он.– Проволока, верно, соскользнула с большого холма ее спины. Конечно, ее спинене так больно, как моей. Но не может же она тащить лодку без конца, как бывелика ни была! Теперь я избавился от всего, что могло причинить мне вред, и уменя большой запас бечевы, – чего же еще человеку нужно?»

– Рыба, – позвал он тихонько, – я с тобой нерасстанусь, пока не умру.

«Да и она со мной, верно, не расстанется», –подумал старик и стал дожидаться утра. В этот предрассветный час было холодно,и он прижался к доскам, чтобы хоть немножко согреться. «Если она терпит,значит, и я стерплю». И заря осветила натянутую лесу, уходящую в глубину моря.Лодка двигалась вперед неустанно, и когда над горизонтом появился краешексолнца, свет его упал на правое плечо старика.

– Она плывет к северу, – сказал старик. – Атечение, наверно, отнесло нас далеко на восток. Хотел бы я, чтобы она повернулапо течению. Это означало бы, что она устала.

Но когда солнце поднялось выше, старик понял,что рыба и не думала уставать. Одно лишь было отрадно: уклон, под которым лесауходила в воду, показывал, что рыба плыла теперь на меньшей глубине. Это отнюдьне означало, что она непременно вынырнет на поверхность. Однако вынырнуть онавсе же могла.

– Господи, заставь ее вынырнуть! – сказал старик.– У меня хватит бечевы, чтобы с ней справиться.

«Может быть, если мне удастся немножко усилитьтягу, ей будет больно и она выпрыгнет, – подумал старик. – Теперь, когда сталосветло, пусть она выпрыгнет. Тогда пузыри, которые у нее идут вдоль хребта,наполнятся воздухом и она не сможет больше уйти в глубину, чтобы там умереть».