– Хворают много, – продолжила Маша совсем упавшим голосом, – кровью кашляют. Вот и деда Захар приболел, – словно в подтверждение ее слов, старик опять зашелся надрывным кашлем. – Совсем худо ему, уже и работать не может.

– А ты почему не работаешь? Сиделкой приставили?

Кашель Захара участился и перешел в некое подобие каркающего смеха, завершившегося смачным отхаркиванием.

– Сиделкой? – спросил он, продышавшись. – Ага. Еще доктора из Арзамаса выпишут и цыган с медведями, чтоб скучно не было. Ты чего, сынок, лепишь? Меня подыхать оставили, а Маша… На сносях она, нельзя ей работать.

Стас присмотрелся и только сейчас разглядел под тряпками в районе Машиного живота большую округлость.

– Понятно, – заключил он после долгой молчаливой паузы. – И как же ты здесь с ребенком?

Маша, услышав вопрос, вздрогнула и отвернулась.

– Не донимай ее с этим, – попросил Захар, – без того девке не сладко.

– Ладно, не буду.

– Расскажи лучше, что там, на воле, делается. Как Муром живет? До нас новости-то, сам понимаешь, редко доходят.

– Да нет особых новостей, – пожал Стас плечами. – Муром цел, торгует, стену строит, за бандами охотится.

– Стену, говоришь? – удивился Захар. – Вторую, что ли? Первую-то они уж почитай как… и не помню сколько лет назад закончили.

– Почему вторую? Первую укрепляют и надстраивают. Давно уже. А вы сами-то здесь сколько?

– Четырнадцать лет.

– Четырнадцать?!

– Да, – кивнул Захар. – Господь здоровьем не обделил. Надолго хватило.

– Как попали сюда?

– А прям из дома своего и попал. Да. Я ж в Выксе жил, сыроварню держал там. И ведь не на окраине даже, а в самом центре почти. Думал, что уж до меня-то не доберутся. А вот… Навашинские к нам и раньше наведывались, но по краям только пощипывали. Город большой был, тысяч в пять, наверное. Ну, придут раз в месяц, а то и реже, разорят десяток дворов – не страшно вроде. По первости-то они еще здорово в обратку получали, те, что местные, навмашские там, железнодорожники… С оружием да патронами у них хреново обстояли дела. И поджиги мастерили, и арбалеты. Бывало, что в рукопашную с топорами кидались. Эх-кхе… – Старик откашлялся и стер рукавом кровь с подбородка. – Да. Это уж потом они поднаторели в разбое, стволами серьезными обзавелись. Тогда вот тяжеловато нам стало и все равно отбивались худо-бедно. Но в тот раз, когда Святые пришли, никакое ополчение не помогло. Я, по правде сказать, и не сообразил вначале, что произошло-то. Проснулся от треска автоматного. Глядь в окно, а там полыхает уже вовсю, люди по улице носятся в исподнем. Я за ружье быстрее. Вертикалка у меня была старая, ижевская, всегда возле кровати держал. Ну, думаю, хер вы сюда, суки, зайдете, пока мы не выйдем. Смотрю – жена уже вещи пакует, молодец она, атаман-баба. Я в одних портках бегом вниз, к дочкам. Собирайтесь, ору, уходим! А сам по лестнице-то слетел, в коридор метнулся, не глядя, и тут мне прикладом в лоб. Очнулся уже под утро, на земле, связанный. Огляделся – люди кругом сидят, лежат, руки за спиною у всех. Одеты – кто как, что успели набросить, в том и взяли. Мне потом рассказывали уже, что паника страшная ночью была. Святые дозорных сняли тихонько, вошли в город несколькими отрядами и по общей команде начали. Сразу до черта пожаров вспыхнуло, взрывы, стрельба. Народ с перепугу опешил, что делать, не знает. Так эти по домам ходили и просто всех без разбору на улицу вышвыривали, а потом окружали и гнали, как скот. Кто чуть дернется – казнили на месте. Много тогда, говорят, народу полегло, еще больше в рабство взяли, а остальные, кому подфартило, ушли, да так и не вернулись. Года два назад был тут у нас один с Теньгушево, помер, правда, быстро. Так он рассказывал, что нету больше Выксы. Разобрали, говорит, Выксу вашу до кирпича, одни подвалы остались, да и те скоро землей зарастут.

– А дочери, жена? С ними что?

– Не знаю я, – вздохнул старик и снова закашлялся. – Рассказывали, будто народ весь, что удрать не успел, на две группы поделили. В нашей – мужики по большей части остались, а баб с детьми повезли в сторону Арзамаса. Там на рынке и продали, наверное. Не зря ж они еще ночью уехали, к открытию торопились. С нами так не спешили, не до того было, грабили весь день. Хабара вывезли много. Все грузовики, телеги, что в наличии имелись, забили доверху, для нас места не осталось, около полутора суток чесали пешкодером на привязи. И раненые в общей упряжке. Умирали по дороге, так их отвязывали и бросали, даже землей не позволяли присыпать. Вороны, мол, да собаки с кошаками отпоют и похоронят.

– Выбраться не пробовали отсюда?

– Пробовал, – усмехнулся Захар. – Как же за четырнадцать-то лет и не попробовать? Но, сам понимаешь, впустую. Чудом жив остался. Очень уж сила рабочая тогда нужна была, вот и пощадили. А вообще с беглыми тут не церемонятся, пулю в лоб да… – Он запнулся и не слишком убедительно взялся кашлять. Правда, растревоженные легкие скоро отозвались настоящим приступом.

Стас дождался окончания этого душераздирающего зрелища и вернулся к прерванному разговору:

– А дальше что?

– Мм? – Старик глянул исподлобья, демонстрируя полнейшее непонимание вопроса.

– Что после пули в лоб?

– Ах, это. Ну… сам скоро узнаешь. Димку-то чувашина отловили ведь?

– Димку?

– Беглеца, – пояснила Маша. – Сбежал он вчера с фермы. А утром сегодня, как на работу повели всех, его и недосчитались. Брат Константин очень злой стал, кричал, дрался. Никите, дружку Димкиному, зубы выбил. А потом с улицы топот конский слыхать было. Видно, охоту учинить решили. Поймали его?

– Да, – Стас поднял ведро, перевернул кверху дном и сел, – поймали Димку.

– Жалко, – расстроилась Маша. – Чувашин неплохой был, веселый. Истории всякие рассказывал. Хорошо у него выходило, складно. Про города разные говорил, про вещи диковинные. Все домой к себе, в Шумерлю, вернуться мечтал. – Она протяжно вздохнула и покачала косматой головой. – Не вернется уже.

– Хорош причитать, – прохрипел Захар. – Вернется, не вернется…

– Вы говорили, – решил уточнить Стас, – что братья человечину не едят почти, а если и едят, то вовсе не каждого.

– Ну.

– А я видел, как от Димки вашего, здесь, возле барака, изрядный такой кусок отхватили.

Услышав это, Маша закрыла уши ладонями и принялась мотать головой, что-то неразборчиво нашептывая.

– Остальное, – продолжил Стас, – собирались в ледник убрать. Так вот я что-то не понял, зачем им этот доходяга понадобился. Не знаете?

Захар, игнорируя вопрос, вытянул руку и пихнул Машу кулаком в плечо:

– Хватит, я сказал.

Она вздрогнула, но, вместо того чтобы прекратить трясти лохмами и успокоиться, начала раскачиваться всем туловищем.

Стас прислушался и разобрал в сбивчивом бормотании только два повторяющихся слова: «Не буду, не буду, не буду…»