— «Горочку» вы пели восхитительно, «Восьмиклассницу», «Над полями туман»… и еще другие, я не помню слов.

М-да, «Восьмиклассница» это однозначно Цой, «Над полями туман», наверное, тоже он, а вот «Горочка»… Я такой песни не знаю.

— Особенно посетителям понравилась «Горочка», — гнусная рожа ощерилась довольно. — Если вы не возражаете, то я хотел бы попросить снова вас спеть свои чудные романсы.

Ах, вот оно что! Вот почему этот тип ассоциируется у меня с какой-то гадостью. Он же, гад мерзкий, понял, что на мне можно заработать и пользовался моментом. Когда я был пьян, я с легкостью шел у него на поводу. Да в тот момент и по хмельному делу мне и самому хотелось проораться под гитару, но сейчас-то! Ненавижу когда на мне так в наглую ездят.

— Ну, нет, Яков Эдмундович, петь я больше не буду. Настроение, знаете ли, не то.

Он долго сверлил меня взглядом, а я его и он, наконец, понял, что халява закончилась. Но не слишком этому расстроился. Медленно склонил голову, признавая мою правоту, и ошарашил новой идеей:

— Тогда вы, наверное, не будете против, если ваши песни исполнит другой человек? Нет? Ну, вот и хорошо, — и встав из-за стола, поклонился, прощаясь и, развернувшись, крикнул во всю глотку. — Гришка! Давай, выпускай певца!

Вот же гад предусмотрительный. Подготовился и к такому варианту.

На сцену сей же момент выскочил франт в сценическом костюме, присел на любезно подставленный табурет, взял гитару наизготовку и… От такой манеры исполнения «восьмиклассницы» неродившийся еще Цой, наверное, волчком в гробу закрутился. Оно и понятно, лабух никогда не слышал оригинала. Ему не к чему было стремиться вот, и корчил он чужую песню по собственному разумению.

Следующей была «Горочка». Я поторопился, когда подумал, что не знаю ее. Прекрасно знаю, это была старая советская песня «Вот кто-то с горочки спустился». Бабка моя, еще несостоявшаяся в этом мире покойница, очень любила запевать ее за веселым хмельным столом. Голос у нее был — заслушаешься. Никто с ней тягаться не мог, всех перепевала своими хрустальными связками.

С «Горочкой» у певца получилось намного лучше, даже, можно сказать, близко к оригиналу. Он проникновенно выводил ее, передергивал струны, жмурил глаза, якобы от брызнувших слез. Публика была в восторге, некоторые дамы даже утирали носики платочком и промокали уголки глаз. А кавалеры не забывали подливать своим дамам ароматного вина.

— Пошли отсюда, Миха, — сказал я, вставая из-за стола, — трезвому здесь совсем неинтересно.

Мишка бросил в рот кусочек запеченной семги и поднялся.

— Пойдем, Вась.

А на сцене певун закончил исполнять «Горочку» и после бодрых аплодисментов взялся за терзание другой песни. На этот раз была «Осень» Шевчука. Я по этой песне в армии учился играть на гитаре.

Мы продрались сквозь толпу, что стояла за дверьми, ожидая освободившегося столика, и медленно пошли вдоль улицы. Торопиться было некуда, солнце еще не село, да и погода стояла просто замечательная. Было тепло и безветренно. Мишка за копейку прикупил кулек семечек у бабушки и сейчас шел рядом, безбожно засоряя мостовую.

— А ты у нас оказывается талантище! — толкнул меня локтем друг и повеселел. — Вон, какие романсы сочинил, бабы рыдают от умиления.

Я отобрал у него горсть семян и присоединился к активному замусориванию территории.

— А то! Я такой! Миха, а ты помнишь, как я пел по пьяному делу?

— Конечно, помню. Лабал так, что бабы от тебя с ума сходили. Записочке тебе оставляли.

— Какие записочки?

— Так вот эти же, — и он вытащил откуда-то несколько мятых листочков и всучил мне. — Они через меня их передавали. А ухажеры ихние хотели морду тебе отрихтовать.

Про ухажеров я пропустил мимо ушей. Перебрал пальцами бумажки, а потом выбросил их, скомкав — ерунда, не стоящая внимания.

— Миха, а я там не буянил?

— Ну, как тебе сказать… Когда один из ухажеров захотел с тобой поговорить по душам после твоего выступления, ты толкнул его, и он неудачно так мордой об мостовую приложился, что два зуба потерял. И его приятель тоже подавился на вдохе и не мог потом отдышаться. Вот и все, а так… — нет, Вася, не буянил ты.

Да, сейчас мне стал вспоминаться тот случай. Девушка, из-за которой случилась драка, была совсем еще сопливой и прыщавой гимназисткой. Грудь у нее была, правда, хорошо развита и, живи она в наше время, сниматься бы ей в порнофильмах. А так… Она строила мне глазки, вздыхала, пока я выводил соловьем под гитару, а два ее спутника, краснели от злости все больше и больше. Студенты-задохлики, решившие кутнуть на папкины деньги и охмурить дамочку, подстерегли меня во время похода в сортир и получили свое на орехи. Я хоть и пьяный был, но все же не на столько, чтобы не успокоить двух ботаников.

Утро следующего дня принес нам новый вопрос — «Что делать дальше?» Мы здесь застряли, надолго или даже навсегда. Бесцельно жрать, спать, гулять и насиживать жестким ресторанным стулом геморрой не хотелось. Последняя неделя безделья и пьяного угара показала нам, что надо заняться делом. И мы с Михой решили устроить совещание. Были куплены две тетради с перьевыми ручками и чернилами и стали вспоминать произошедшие знаковые события и будущие технологии. Прогрессорством мы и не думали заниматься, просто были у нас знания об этом самом прогрессе, и грех этим было не воспользоваться.

Итак, первым делом на растерзание пошли наши рюкзаки и первым, что мы вписали в тетрадь, была застежка-молния. Не заметили мы наличие таких деталей у предков, а значит, запатентуй мы ее и наладь производство и будущее наше здесь будет обеспечено. Затем второй строкой была вписана опять же застежка, но уже кнопка, которая также присутствовала на рюкзаке. Потом, ругаясь после испачканных чернилами пальцев и пары клякс, Миха вписал в тетрадь «шариковую ручку». Затем друг снял с запястья часы и показал мне:

— Как думаешь, Вась, что из них можно будет вписать в тетрадку?

Я пожал плечами. Кто его знает, какие технологии будущего скрывают в своих недрах дорогие швейцарские часы. Я в этом не разбирался.

— А я ведь заметил, что все часы у них на цепочках. Никто на руке не носил.

Подумав с секунду, Миха вписал в тетрадь «Часы наручные».

Мы прозанимались этим делом весь день. Вспоминали все, до чего дотянулись наши воспоминания. Мишка основательно прошелся по линии своего бизнеса из будущего и почти несколько страниц оказались заполнены всевозможной мебельной, дверной и оконной фурнитурой. Также различными видами замков, защелок,