Растов почувствовал, что нащупал нечто очень, очень важное.

«…А то, что его место могло быть занято! Чем? Каким-то полезным агрегатом! А каким?»

Размышления Растова были неделикатно прерваны зампотехом Малько. Этот коротконогий муж лет сорока пяти с лицом убежденного однолюба и густым голосом оперного солиста бежал навстречу, размахивал руками и надсадно орал.

— Константин! Костя! На помощь! Грабят!

— Ну что там, гос-споди? — Растов поморщился.

— Костя! Товарищ капитан! Я тут шесть фар ближнего света с щелевыми насадками организовал… Ну, чтобы похоже было на клонские машины, как ты просил… У них такой абрис характерный, ни с чем не спутаешь… А они… Они забрать их хотят, мерзавцы! Надо, чтоб ты пошел и сказал им, пока они их не уперли! К себе!

— Кто «они»?

— Кто-кто… Шустрилы эти! Разведка дивизионная! Я им говорю так грозно: у меня приказ комдива Святцева! А они беньки на меня вылупили и цедят: ничего, дескать, не знаем, у нас приказ самого Бариева!

Растов оторопел.

— Бариева? Это еще почему?..

— Да потому что он командир «Ивана Калиты»! Субмарины ПКО!

Хотя в итоге Растов и стал офицером-танкистом, но, так уж вышло, срочную службу он отбыл на субмарине противокосмической обороны. Называлась она «Владимир Мономах» и вместе с упомянутым «Иваном Калитой» в те годы обитала в океанах планеты Клара. Потом уже, по неведомым Растову стратегическим соображениям, субмарины перебросили на Грозный. Поэтому он краем глаза Бариева в молодости видал — тогда еще, кажется, просто командира БЧ или что-то вроде того…

— А какое он имеет право?! — изумился Растов.

— Вот и я говорю: какое право?! А они: Бариев, дескать, на сегодняшний день старший чин военно-космических сил на Грозном. А стало быть, автоматически считается комендантом планеты со всеми вытекающими.

— Чушь какая-то. Хотя…

— Вот и я им говорю: чушь, хотя… Приказ-то хоть покажите! А они: планшет с приказом утрачен военно-космическим способом!

— В смысле, пролюблен?

— Ну да!.. Врут, короче. Нагло врут! Мерзавцы, я же говорю!

— А я как могу помочь?

— А у тебя авторитет. Как принято говорить, «внеслужебный».

Растов досадливо поморщился. Ох уж ему этот «внеслужебный авторитет»! Как же это, черт возьми, ответственно и утомительно: быть сыном Председателя Совета Обороны, первого лица государства Российского.

Январь, 2622 г. Автострада Шахты — Новогеоргиевск Планета Грозный, система Секунда

Покинув джунгли, отряд прошел первый отрезок маршрута строго по графику. Секундная стрелка командирского хронометра совместилась с минутной, только что отмерившей предпоследний час местных суток, ровно тогда, когда буксировочные рымы головного танка ПТ-50 нависли над обочиной автострады Шахты — Новогеоргиевск.

Командир ПТ-50 сержант Николаевский связался с Растовым по защищенному каналу.

— Товарищ капитан! Впереди по шоссе — вражеский блокпост. Дистанция — девятьсот. Вижу троих. Но возможно, их больше. Прошу указаний…

Растов занервничал. И хотя с самого начала было понятно, что блокпосты будут обязательно, что без них не обойдется — занервничал неожиданно сильно: застучало сердце, кровь ударила в виски.

Даже если Сечин будет притворяться и лгать идеально (хотя как возможно это «идеально» — он не актер, не гипнотизер, а обычный офицер-связист с задатками боксера), даже если клоны поверят, что Сечин — конкордианский офицер с провинциальной планеты Йама (откуда и акцент!), перегоняющий трофейный танк друджвантов (на башне ПТ-50 был расстелен конкордианский флаг с семиконечной звездой), то уж во что они не поверят никогда — так это что многоколесные машины, едущие вслед за трофейным танком, и в самом деле пусковые установки ракет «Фаджа».

Потому что для этого надо быть слепым маразмирующим пенсионером.

Трое слепых пенсионеров на блокпосту? Так, пожалуй, не бывает даже в клонских агитках для демов.

Но и любое промедление здесь, у въезда на автостраду, смерти подобно. Клоны, конечно, уже увидели их в ноктовизоры. Увидели и начали кумекать: а что это еще за ночные гости, про которых никто не предупреждал?

Растов немедленно вызвал Сечина, сидевшего на месте стрелка-оператора ПТ-50, рядом с непревзойденным Николаевским:

— Витя, этот блокпост надо ликвидировать. Чтобы клоны не успели связаться с начальством, бить их следует без лирики: в упор и наверняка. По возможности стрелковым оружием в режиме бесшумной стрельбы. А если в окрестностях еще кто-то замаячит, тоже не церемоньтесь… Вариантов у нас нет.

— Тебя понял. Без лирики — значит без лирики. — По голосу Сечина Растов догадался: его бывший товарищ по рингу не в восторге от того, что ему, такому смекалистому и башковитому любимцу начальства, поручили грязную мясницкую работу. Ему, аристократу радиоэфира!

Когда ПТ-50 ушел вперед по трассе метров на двести, Растов бросил в рацию, адресуясь водителю транспортера, на который был погружен его родной Т-10:

— Сержант Руссильон! Давайте тихонечко по бетону за головным танком…

Негромко урча на малых оборотах, транспортеры один за другим выбрались на автостраду и тоже покатили на север.

Последними грунтовку покинули два настоящих конкордианских грузовика. Хотя танковая дивизия полковника Святцева и не одержала в боях минувшей недели громких побед (а как их одержишь, победы эти, когда у врага такое численное превосходство?), однако кое-какими штучными трофеями орлы-разведчики разжиться успели.

Грузовики были нужны для эвакуации освобожденных пленных — тех, что томились сейчас на шелковой фабрике. Ну а в колонне фальшивой ракетной батареи они играли роль штатных передвижных мастерских.

Сечин не стал злоупотреблять своим блестящим знанием языка фарси. Да судьба и не соблазняла его к этому…

В стороне блокпоста Растов увидел несколько тусклых вспышек. Затем чуткая внешняя акустика танка передала на наушники будничное тарахтение пулеметных очередей и похоронный звон рикошетов. И не успел капитан потребовать от Сечина доклад, как осипший от крайнего волнения голос его товарища произнес:

— Приказ выполнен. Но…

— Что «но»?

— Я… ранен в живот… Больно — трындец…

— Серьезно, что ли? — переспросил Растов, хотя было понятно, что шутить с такими темами Сечин не станет. — Обезболивающее срочно коли.

— Уже.

— Пусть Николаевский едет дальше. А ты жди на обочине. Грузовик подберет.

В замыкающем грузовике ехал фельдшер Лучко. Он, как справедливо рассудил Растов, был сейчас единственным человеком, способным оказать Сечину адекватную помощь: остановить кровотечение, перевязать и тому подобное.