«Хочешь отведать духовной пищи?» — предложил он.

Я застенчиво кивнул.

«Тогда подставляй руки».

Я сложил руки, как мне велели, и в моих ладонях оказался целый половник фруктового салата. Я стоял в растерянности, а йогурт тек у меня сквозь пальцы.

«Что мне с этим делать?» — спросил я.

«Ешь!» — рассмеялся, уходя, американец.

Если бы я знал тогда, что мне будет суждено встретиться с ним снова — за тысячи километров отсюда и в ситуации, которую я даже не мог себе вообразить!

У нас с Гэри появились друзья со всего света, мне все нравилось, но сердце мое все равно не ведало покоя. Я слышал внутренний зов, но не понимал, чей это голос и куда он меня зовет. Я стал проводить много времени в музеях, рассматривая картины религиозного содержания, и в Вондель-парке, где занимался медитацией и изучал духовные книги. Но больше всего мне нравилось сидеть в уединенном местечке над каналом. Атмосфера любого большого города пронизана жаждой власти, богатства и удовольствий; в большом городе мода меняется так же часто, как времена года, но каналы, неподвластные бурным городским страстям, несли свои прохладные воды через весь город, распространяя умиротворение и покой. Я часами просиживал на берегу канала, любуясь водой и размышляя о том, куда несут меня волны моей судьбы.

Наше путешествие продолжалось. Мы добрались на попутках до Голландского Крюка и на остаток денег купили билеты на паром до Великобритании. Свинцовые тучи затянули небо. Моросил дождь. Послушный движению волн, паром то вздымался, то опускался. Наблюдая, как он плывет через неспокойный пролив, я думал о том, куда держу курс я сам. Мне в мои девятнадцать лет пора уже было задуматься о карьере, однако карьера меня нисколько не интересовала. Чего я ищу? Почему я не могу сосредоточиться ни на чем, кроме идеалов, которыми забита моя голова? И если о духовности я еще имел какое-то представление, то мое собственное будущее оставалось для меня тайной за семью печатями. Взгляд мой упал на вывешенные на борту парома спасательные жилеты, и я стал молиться о собственном спасении из моря неопределенности. Если у человека нет идеала, ради которого он готов умереть, — вспомнил я, — это означает, что ему незачем жить. Я покинул родину в поисках такого идеала и теперь, словно гонимый ветром осенний лист, летел в неизвестном направлении.

Наконец из тумана показались белые скалы Дувра. Паром причалил к британскому берегу, и пассажиры выстроились в очередь, чтобы пройти паспортный контроль. Иммиграционные чиновники поглядывали на нас с подозрением. Гэри был невысок и худощав. Длинные каштановые волосы, бородка и выразительное лицо делали его похожим на Христа. На Гэри были синие джинсы, зеленая футболка и парусиновые туфли. За плечами у него болтался поношенный армейский ранец с привязанным к нему спальным мешком. Что касается меня, то, несмотря на длинные волосы, на моем юношеском лице не было даже намека на бороду или усы. На мне были серые джинсы в тонкую полоску, серая водолазка и черный жилет. Для тех, кто знал меня, этот простой черный жилет был моей визитной карточкой — уже более года я носил его каждый день. Обут я был в мокасины, а довершали мою экипировку переброшенная через плечо выцветшая коричневая спортивная сумка и спальный мешок.

Стоя в очереди, мы ловили на себе недобрые взгляды инспекторов иммиграционной службы и слышали их комментарии в наш адрес. Когда мы, подойдя к стойке, робко предъявили свои американские паспорта, нас попросили пройти в какую-то комнату. Спустя несколько минут там появились два иммиграционных инспектора в сопровождении полицейского. Старший инспектор в сером костюме с коричневым галстуком приказал своему помощнику:

«Поищи у них наркотики».

Вывалив содержимое моей сумки на стол, помощник не нашел там ничего, кроме зеленой футболки и смены нижнего белья, зубной щетки, расчески и куска мыла, а также Библии и маленькой брошюрки с рок-фестиваля Randall’s Island.

Инспектор скривился:

«И это всё?»

Я смиренно ответил:

«Да, сэр. Если не считать гармоники». С этими словами я протянул ее инспектору.

Гэри тоже обыскали. Затем последовал провокационный вопрос:

«Сколько у вас с собой денег?» Когда мы показали свои скудные сбережения, раздражение иммиграционных служащих переросло в гнев. Лицо старшего инспектора побагровело.

«Нам не нужны оборванцы и попрошайки, вроде вас, — заорал он. — Сейчас мы обрежем ваши длинные патлы и посадим вас в тюрьму!»

Повернувшись к полицейскому, старший инспектор приказал:

«Найди ножницы и остриги этих двоих наголо».

У нас забрали всю одежду и тщательно обследовали ее. Затем начался долгий выматывающий допрос, после которого мы уже ничего не соображали. Наконец, пригрозив нам большими неприятностями, инспекторы и полицейский покинули комнату.

От страха мы с Гэри не могли вымолвить ни слова. Сидя взаперти, мы с волнением ожидали своей участи. Через час дверь распахнулась, два полицейских взяли нас под руки и повели по коридору к посту иммиграционного контроля. Там в наших паспортах поставили печати и с напутствием: «Одно неверное движение — и вы в тюрьме!» отпустили на свободу.

Все еще под впечатлением от случившегося, мы стояли на обочине дороги и, с благодарностью глядя на идиллический английский пейзаж, голосовали проезжавшим машинам. В конце концов какая-то машина притормозила. Сидевшая за рулем девушка и ее парень приветливо улыбнулись нам, а их скотч-терьер радостно прыгнул нам на ноги.

«Куда путь держите?» — спросила девушка.

«Да мы сами пока не знаем», — ответил Гэри.

Парень приложился к бутылке пива и предложил:

«Мы едем на рок-фестиваль на острове Уайт. Там будет весело. Поехали с нами?»

Мы с Гэри с радостью согласились. Так мы отправились в путь в компании молодой пары и лающего терьера, то и дело норовившего лизнуть нас в лицо. Мы переправились на остров на пароме и влились в бурлящую толпу неформальной молодежи. Место, выбранное для проведения фестиваля, было со всех сторон окружено зелеными холмами и лесом. Вдоль ограждений стояли озлобленные полицейские со служебными собаками и под звуки музыки, доносившиеся со сцены, отлавливали безбилетников. Трехдневный фестиваль был в самом разгаре. В воздухе клубился дым марихуаны. Многие принимали «кислоту». Мужчины и женщины развлекались как могли — в обнимку скатывались по грязи со склонов холмов полуобнаженные, извивались в такт музыке.

В последний вечер фестиваля пошел проливной дождь. Мы с Гэри были возле сцены, когда на нее вышел Джими Хендрикс в экстравагантном наряде — оранжевом вельветовом костюме с расклешенными рукавами. Но, несмотря на яркий наряд, Джими выглядел очень грустным. Он был мало похож на того бесшабашного шоумена, которого я видел раньше и который шокировал публику сжиганием собственной гитары. В тот вечер он был, как никогда, серьезен и сосредоточен на своей музыке.