Лео откинулся на сиденье, чтобы лучше видеть миссис Уэдон в свете, который давал небольшой фонарь, закрепленный на стенке кареты. При каждом покачивании экипажа по ее телу пробегали блики, которые привлекали его внимание то к линии ключиц, то к выпуклости груди, то ко впадинке у основания ее шеи… И каждое из этих безупречно прекрасных местечек требовало долгого жаркого поцелуя. Им следовало поклоняться так, как они того заслуживают!

Пусть Виола шлюха — она все равно великолепна.

Лео чуть передвинулся, с трудом подавляя желание сократить разделяющее их расстояние и пересадить ее к себе на колени. Ему безумно хотелось расстегнуть ей лиф и высвободить груди, затянутые шелком и китовым усом корсета. Однако в их договоренность такого не входило, а он был решительно намерен сделать обольщение этой кокетки настоящим триумфом. Как бы ни приятно было овладеть ею прямо здесь, в карете, это не продвинет его к цели ни на шаг.

Миссис Уэдон со вздохом, передвинулась чуть глубже. Хотя изящные руки спокойно лежали у нее на коленях, она была так же взволнована, как в то первое утро у нее в будуаре. Лео вытянул вперед ногу и подсунул ей под подол, однако так, чтобы не задеть даже щиколотки. Ее глаза распахнулись — глубокие синие озера, в которых так легко было утонуть. Черная шелковая мушка на щеке едва заметно задрожала. Виола не пошевелилась, если не считать того, как мерно поднималась и опускалась с дыханием ее грудь. А потом ее пальцы сжали веер, и тихий звук трущихся друг о друга спиц из слоновой кости был четко слышен в тесном экипаже.

Лео спрятал довольную улыбку и уперся ногой в сиденье, выпрямляясь и дожидаясь, чтобы дама успокоилась. Ему совершенно не нужно, чтобы по приезде в театр она была похожа на испуганную кошку. Это было бы решительно ни к чему. Но почему-то он не мог удержаться, чтобы не подразнить ее легкими намеками на близость. Ему безумно нравилось, как та вся дрожит от возбуждения.

Шум съезжающихся в театр зрителей волной захлестнул карету: крики, смех, цокот подкованных копыт и стук колес с железными ободьями по мостовой просто оглушали. Миссис Уэдон выпрямилась — и от глубокого вздоха ее грудь чуть не вывалилась из глубокого выреза платья. Длинные перья, украшавшие ее прическу, доставали до крыши экипажа, и только одно, самое длинное, покорно опускалось вниз, словно в поклоне.

Лео чуть улыбнулся, представляя себе, с какими лицами собравшиеся будут смотреть, как они вместе входят в театр. Их появление сразу вызовет массу сплетен. Однако этот совместный выход в свет необходим для того, чтобы миссис Уэдон продолжала думать, будто ей требуется защита от сэра Хьюго и что только Лео может ей помочь. А когда леди, наконец, допустит его к себе в постель, этого будет вполне достаточно, чтобы вознаградить его за все.

— Готовы войти в клетку со львами?

Миссис Уэдон улыбнулась ему в ответ: уголки ее губ едва заметно приподнялись, но уже в следующую секунду ее глаза стали серьезными. Она провела руками по платью, разглаживая его на коленях, а потом, опустив голову, начала нервно теребить булавку в нижней части удлиненного корсажа.

— Это всего лишь светское общество. Мне приходилось сталкиваться с вещами и пострашнее, поверьте.

Лео заметил, каким напряженным стало ее лицо, и растерялся, не зная: связать ли это волнение с опасением, вызванным их первым совместным появлением на людях, или придать ему большее значение, несмотря на небрежный тон дамы. Однако он не успел начать расспросы: карета остановилась, лакей открыл дверь и с негромким щелчком опустил складные ступеньки.

Миссис Уэдон встала и позволила ему помочь ей сойти на землю. Лео спрыгнул следом за ней и стал наблюдать за тем, как она осматривается, держась с такой надменностью, какая сделала бы честь любой из самых знатных дам высшего света. Она хорошо умела владеть собой и не обращала внимания на то, что на нее устремлено множество взглядов. Миссис Уэдон явно привыкла к тому, что привлекает к себе всеобщее внимание.

Она с легким кивком протянула ему руку. Лео положил ее пальцы себе на локоть и повел ко входу в театр, пролагая дорогу через толпу зевак, не удостаивая никого даже кивком. Пусть они изумляются. Пусть гадают, что происходит. Главное, чтобы на них смотрели и чтобы о них рассказали сэру Хьюго. Он хотел, чтобы затеянная им игра была закончена до того, как миссис Уэдон начнет мешать самому Лео. И ему совершенно нет дела до того, что окружающие будут думать или говорить.

Лорд Леонидас Вон великолепно играл свою роль. Покровитель, демонстрирующий свою красивую содержанку. Волк, отгоняющий других членов стаи. «Это мое! Не смейте трогать!» Сэр Хьюго и миссис Уэдон поймут все именно так.

Если бы он ни опасался громкого скандала с матерью (а из этой ссоры ее сын победителем явно бы не вышел), то Лео надел бы на шею миссис Уэдон фамильное рубиновое ожерелье, которое ясно говорило бы о том, что эта женщина принадлежит ему. Правда, на его спутнице сейчас и так сверкало дивное колье с топазами, неизвестно кем подаренное.

Желание сорвать с нее эту драгоценность оказалось вдруг таким острым, что Лео чуть было не задохнулся. Страшно действовало на нервы, что миссис Уэдон гордо демонстрировала подарок другого мужчины. Он не думал, что это так сильно заденет его самолюбие.

Если бы эта женщина действительно принадлежала ему, ей следовало преподнести что-нибудь роскошное, потрясающее, чтобы эти чертовы топазы навсегда оказались на самом дне ее шкатулки с драгоценностями. Ей очень пошли бы бриллианты.

Однако миссис Уэдон не была его любовницей и вряд ли станет ею в будущем. Да и надо быть реалистом — такой подарок был бы ему не по карману. Миссис Уэдон — это только средство для достижения некоей цели. Надо сказать, довольно приятное, но не более того. Хотя, глядя на нее, он легко мог бы забыть обо всех оговорках. И уж тем более трудно было о них помнить, когда Лео представлял, как… и где он будет обладать ее дивным телом.

Виола крепче ухватилась за руку лорда Леонидаса, пока они шли через толпу. Под своими пальцами она ощущала крепкие мышцы, и эта скрытая сила очень ее успокаивала. Впервые за много дней она почувствовала себя в полной безопасности. Сэр Хьюго не посмеет делать гадости, когда рядом такой надежный защитник.

Поднявшись по длинной лестнице, они добрались до семейной ложи Вонов. Там, к счастью, никого не было: в этом мягко освещенном уютном уголке они были наедине — и в то же время у всех на виду, словно редкая драгоценность в стеклянной витрине.

Виола несколько раз глубоко вздохнула, успокаиваясь, и, чуть выше подняв голову, уселась на галантно выдвинутое лордом Леонидасом изящное позолоченное кресло. Он отправил лакея за освежающими напитками, а сам занял место подле нее.

Его плечо оказалось слишком близко, бедро и нога прижимались к ней так, что сминали платье. Он не мог спокойно сидеть на своем месте, и ей рядом с ним было тесно. Виола чувствовала себя не в своей тарелке.

Она никогда не испытывала робость, каким бы высоким и мощным ни был находящийся рядом с ней мужчина. Поэтому таким непривычным было жаркое, возбуждающее предвкушение, которое текло по ее жилам и пульсировало в лоне.