Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
– Утро доброе, сука!
В лицо лупит холодная… нет! Ледяная струя воды.
Я вскакиваю, кашляя, закашливаюсь от удушья и чёртовой паники, когда выплёвываю воду, пытаясь очистить лёгкие от вонючей жижи и заставить ноздри дышать.
– Проснулась, дрянь? Как тебе поездочка?
Я мотыляю головой, мычу, хнычу. Мокрые пряди волос лупят меня по лицу. Голова очень болит. Очень. Ещё и кружится. Возможно, у меня сотрясение.
Я быстро-быстро моргаю, понемногу прихожу в себя. Как только я поднимаю голову и зрение восстановится, я понимаю, что вижу перед собой объемную тень. Присматриваюсь, фокусируясь. Ужас разрывает мою душу. Я вижу незнакомого бородатого мужика с гнилыми зубами. Он зло скалится и пялится на меня так опасно, будто живьём расчленяет, как будто я – разделочное мясо. Скот. Из которого скоро сделают фарш. И костей не оставят.
– К-кто вы, и ч-что вам… – хриплю я, пошатываясь, но тут же получаю по лицу хлёсткий шлепок.
Потом ещё один.
И ещё.
– Заткнись, шалава! Ты здесь, чтобы сдохнуть, а не вопросы молоть!
– Достаточно. Отойди от неё, сопляк. Она – моя. Я сам жажду её прикончить.
Моё сердце не бьётся. Время останавливается. Планета замирает. Как и всё живое кругом. Будто умирает.
Я начинаю дышать чаще, балансирую на грани срыва. Я знаю этот голос. Я хорошо знают этот ублюдский акцент.
Дьявол пришёл за мной.
Этого я и боялась.
Он снился мне. В кошмарах.
Я видела ту кровавую бойню на свадьбе снова и снова. Снова и снова. И часто кричала во сне, обливаясь слезами.
Я пытаюсь сжаться в клубочек, кусаю губы, прижимая подбородок к груди, отказываюсь смотреть в лицо собственной смерти. И этой ублюдской мрази! Убийце. Мерзавцу! Отвратительному существу.
Настоящему выродку и отребью природы.
Из-за него всё началось. Он заслуживает страшных пыток и мук. В аду.
А чего заслуживаю я?
Я ведь тоже… убийца.
Но тогда я не думала головой. Я думала сердцем. Я защищала своё дитя. Когда уничтожила то, что мразь любил больше своей жирной жопы.
– Голову подними, глаза на меня! Иначе мозги выебу!
Я не могу пошевелиться. Ничуть. Дрожу. Как в лихорадке. Как будто у меня температура под сорок и ледяной озноб ломает все позвонки в трясущемся теле. Да, мне холодно. Очень. И страшно. Меня облили холодной водой и привязали к стулу.
Дежавю?
Кое-что плохое повторяется. Кошмар из прошлого настиг меня снова.
Что дальше? Убьёт?
Вот и сказочки конец, Алиса. Пожила, как принцесса, три недели? Достаточно. Падай опять в дерьмо, захлёбывайся в нём и тони. На это раз спасения не жди. Если только…
– Я знаю, где живёт твой сынуля…
Я резко поднимаю голову, скалюсь, как дикая рысь, готовая броситься в атаку, разодрав в клочья того, кто посмеет тронуть её дитя. Хотя бы посмотреть на него. Всего секунду…
Нет. Только не сын. Только не мой драгоценный малыш.
– Ублю-док, – рычу я, бросая из-под лобья вызов ЕМУ. Сущему злу. И самому вонючему куску дерьма на планете.
Вильмонт.
Это он.
Кретин стоит напротив меня, сжимая в руках пистолет, а в его мерзких крысиных зенках вьются ядовитые змеи.
– Да, это я, сука! И я, блять, удивлён, что ты жива! Что вы все до сих пор дышите! Отличный план придумали. Оскара бы вам дал за смекалистость. Но это дело поправимое.
Щелчок. Я дёргаюсь. Глотаю вдох.
Сердце в груди колотится как проклятое, ломая кости.
Сукин сын вытягивает руку вперёд, наставляя на меня пистолет.
Рука бандюгана дрожит. Он изменился. Постарел. С годами иссох ещё больше. Выглядит как ходячий труп. Но одет богато. Конечно, ведь у этого дерьма двуличного сейчас вагон денег.
Он вытравил почти всю семью Данте. Из-за него… погибла моя любимая девочка. Рокси. Моя светлая и добрая малышка. Она была мне как родная сестра. Безобидный, вечно улыбающийся нежный цветочек. Маленький ангел. Светлый лучик надежды в безысходной мгле – моей прошлой жизни.
Может быть она жива? Если Демир, как обычно, не соврал. Он ведь сказал, что отдал девушку Шраму – жестокому бандиту с увечьем на лице, которому её продал отец Данте.
Но от Рокси более трёх лет не было никаких вестей. Значит…
– Я буду мучить тебя, так яро, что ты будешь визжать и истекать кровью. Я буду мстить. За свою дочь. Скажи, она рыдала? Стонала, когда ты, шалава драная, ей пулю в грудь пустила?
– Я защищалась, – скрипя зубами бормочу, – она первая хотела мне навредить. Ты – настоящий убийца. Да ты просто жалкий трус! Так, как поступил ты – поступают ничтожные, ни на что не годные трусы!
– Заткнись! – шлепок. Голова дёргается вправо. – Убью тебя! Ненавижу! Буду на куски кромсать, рвать, ломать! О, да-а! Моя месть будет воистину яркой! – ублюдок начинает заливаться больным смехом, аж весь трясется.
Данте. Где ты?
Где же ты…
По щеке катятся слёзы.
– Хромой! Ножи сюда тащи, развлечемся, – ублюдок облизывается, закатывая глаза, насквозь прожигая меня ядовитым взглядом. Взглядом истинного психопата.
– Начнем с мордашки, – в руках Вильмонта появляется корявый нож, напоминающий полумесяц. Он нежно гладит серебристое лезвие пальцами, а его тонкие высохшие губы обнажают акулий оскал, – Поиграем в пластических хирургов!
– Звучит весело! – гогочет подельник утырка, также выбирая себе инструмент.
– Надеюсь, твой ненаглядный Данте оценит мой шедевр! Когда я закончу, а ты сдохнешь от порезов и кровотечений, я пришлю ему фото. А после, заберу у него вашего сынка! Род Шахин будет уничтожен. Навсегда. Вырезан. Под самый корень.
– Нет! Ненавижу! Ублюдок!
Я дёргаюсь со всей силы. Так сильно, что дряблая ножка деревянного стула ломается, и я заваливаюсь на бок, падая на пол.
Матерясь, подонок замахивается, рассекая ножом воздух.
Зажмурив глаза, я слышу лишь собственный вопль, который звучит как гром, улетающий в никуда.
Глава 6
Я решаю забить на планы и устроить себе выходной. Неделя. Две. Да нахер! Месяц! Месяц хочу трахать и ласкать мою конфетку, ведь я так адски сильно за ней соскучился! У меня ломка. У меня к ней грёбаная ломка! Аж руки трясутся как у нарика проклятого и член дёргаяется в штанах от боли, прорывая трусы, когда в ушах я слышу сладкие стоны своей девочки, а в памяти всплывают жаркие картинки моей к ней любви. Её упругая пышная грудь с тугими розовыми сосками и узкая сладкая киска, которая течёт от того, с какой скоростью мой член в нее вколачивается, имея по самый яйца.
Это была чистая дикость.
Каждый день. Мы жрём друг друга в
