– У Армады есть что-то, что она может мне предложить?

Акира продолжал молчать. Раскосые глаза выдавали кровь шуай, но были ярко-синими, а не черными. Браки между шуай и жителями Лурда резко порицались и случались очень редко, потому что шуай не принимали веру в Бога-отца. Чистота крови играла большую роль при дворе и в церкви, тем удивительнее, что Акире удалось преодолеть традицию. Или же повезло с отцом.

– Совсем ничего? – Казалось, безмолвие облеченного в белое молодого мужчины развлекает Годар больше любой речи. – Он немой, инквизитор?

Кари с располагающей улыбкой повернула голову. Посол изучал странными глазами нас обоих.

– Нет. – В горле пересохло от возможности ошибиться. – Я уверен, что он может говорить.

– Жаль. Мне бы понравилась немота посла как знак того, что Совет способен на изысканные оскорбления. Армада скупа, но, может быть, что-то хотите предложить вы сами, Акира?

Кари махнула рукой – и барабаны с трубами стихли. Наступила многозначительная тишина. Посол, видимо, понял, что любая речь или предложение будут восприняты как повод, а потому решил не произносить ни слова или просто был лишен языка. Но и сказать, что он оставался безмолвным, трудно, – говорила поза, прямой взгляд.

Тишина отяжелела, Каин нетерпеливо постукивал себя по ноге плетью. Кари развела руками, как бы приглашая толпу поддержать ее негодование. В ответ люди начали звенеть оружием.

– Молчать, когда нечего предложить, разумно – так избежишь лишнего позора. Но это не позволит сохранить тебе жизнь. Раз церковь не нашла ни слов, ни подарков, дело за тобой, посол. Что ты дашь мне, чтобы я отпустила тебя назад живым?

Акира помедлил, затем начал расстегивать одежды. Он делал это легко, отрешенно, вызывая неловкость скорее у тех, кто смотрел. Звон стали прекратился. Тишина нарушалась только шорохом падающей ткани. Каин выругался.

Очень быстро посол Армады остался нагим. Он предлагал Кари себя в обмен на собственную жизнь, и делал это перед всеми без малейшего смущения. Разодетый куртизанкой посланник странным образом не утратил достоинства. Это было немыслимо.

– Самая отвратительная попытка дипломатии из тех, что я видел, – покачал головой Тео Лютер и отвел взгляд.

Акира выпрямился, абсолютно голый. Шрамы испещряли тело посла везде, даже на бедрах и в паху.

Кари подошла вплотную к посланнику, разглядывая шрамы. Ни следа смущения, ни намека на целомудрие или неприязнь – зрелище заворожило ее. Сомневаюсь, что пастыри церкви одобрили бы такой подход, но Акира знал, что никто не ожидает его возвращения, а потому предложил единственное, чем обладал. Возбужденные неожиданным поворотом еретики продолжили стучать клинками, создавая ритм, который становился все громче. Кари положила руку на грудь посла, украшенную узором шрамов, но почти сразу вернулась туда, где стоял помрачневший Каин.

– «Без красноречия Чжу-То и красоты сунского принца Чжао трудно избежать ненависти в наш век». Твое красноречие и, – Кари усмехнулась, – твоя красота нас всех впечатлили. Судя по шрамам, ты был рабом добропорядочных жителей Лурда, шуай. И остаешься рабом церкви и Бога-отца сейчас. Я приму твой дар, когда ты перестанешь быть рабом.

Посол Акира спас меня, не давая возможности трактовать его речь, и спас себя, сумев захватить Кари невиданной смесью дерзости и смирения. Он поклонился и не мешкая пошел прочь, не взглянув на сброшенную ткань. Так, нагой, он и покинул лагерь.

Один, два, три, четыре. Когда ударов наберется тысяча, Акира остановится, но пока он продолжал выпады с клинком, методично отсчитывая очередной десяток движений.

Дипломатия шуай – тонкое искусство, больше похожее на мозаику уступок, игру ума, создание сложных, многозначных арок из предложений и сомнительных комплиментов, на философский спор. Они танцевали, кружили, никогда не опускаясь до прямых угроз. Шуай избегали схватки, отступая и устраивая на пути армии непреодолимые заслоны, горные обвалы или разлив рек. Дипломатия Армады – язык силы, постулаты и доминирование, нападение и давление. Религия Бога-отца не предполагала уступок. Армаде можно либо сдаться, либо сгореть в огне ее праведного гнева. Каждый должен был подчиниться и занять место у ног сурового бога.

Акира знал оба этих языка, равно удачно используя их, преуспевая в мастерстве намеков и в ремесле политического шантажа. Мало кто из верующих мог понять ход мыслей странных иноземцев, а во время плохого урожая церковь, скрипя зубами, торговала с шуай, и посол оказывался незаменим. Акира многое видел, путешествуя в детстве с занимавшим тот же пост отцом, но мир шуай не становился яснее, хотя вряд ли он готов был об этом кому-либо сообщить. Полукровка показывал только то, что могло вызвать желаемый отклик.

Все, что он имел, Акира воспринимал как инструмент, включая и тело. Акира и сам был инструментом Армады. К тому времени как достижения привели полукровку в школу знати, он многое успел испытать. Добродетель жителей Лурда доставалась только пастырям и близким, а с шуай никто не церемонился, особенно если инородцы оказывались умнее или сильнее большинства верующих. Высокий пост отца позволил Акире поступить в прославленную школу, но другие ученики этому не обрадовались. Для них он был дикарем, угрозой, и каждый стремился это показать.

Переборов их сопротивление с помощью меча и ума, Акира выучил, что человеческая жизнь ничего не стоит, мораль изменяется от народа к народу, а люди по большей части слабы и неумны, поэтому он не испытывал ни малейшего сожаления, манипулируя ими. Акира служил Армаде преданно и беспрекословно – насколько это может делать человек, набитый пеплом. Он не чувствовал влечения ни к чему, кроме оружия и вещей, требующих напряжения ума. Ему нравились сложности.

Практикуясь с клинком, Акира обдумывал последние слова Кари. Что это такое – не быть рабом? В мире шуай человек – раб круга вечного превращения материи, в мире Бога-отца – раб греха или раб бога. Никого из тех, кого встречал посол, нельзя назвать свободным. У Акиры не имелось ни одного желания, которое он не смог бы удовлетворить, оставаясь там, где есть, хотя у него в целом было крайне мало желаний. Восстание – бесцельное перемещение мусора из одного угла в другой. Годар не была глупа, поэтому он вращал в голове двойственные слова: она издевалась над ним и в то же время предлагала встать на ее сторону. Бессмысленное предложение.

Акира завершил упражнения и отправился в покои, чтобы приготовиться к встрече с королем. Посла долго допрашивали после визита в лагерь Годар, отмечая каждую мелочь, но Тристан Четвертый назначил послу отдельную аудиенцию. Обычно король получал сведения от пастырей, к тому же он недолюбливал язычников-шуай. Но бродящие в кабаках и на рынках столицы слухи, откровенно демонизировавшие как «блудницу», так и «четверку» отлученных от церкви наследников, наверняка распаляли любопытство. Что ж, Акире есть чем его развлечь.