– Пойдемте теперь в парк, пока совсем холодно не стало! – предложила внезапно Александра Давыдова, и окружавшие ее девушки с радостью согласились. В первый момент этому обрадовалась и Мария Бороздина: парк с фонтанами и теряющимися в зелени аллеями был гордостью Каменки, и гулять в нем было очень приятно. Но когда дамы, похватав висящие на спинках кресел и стульев шали и накинув их на плечи, поспешили к выходу, ей опять стало тоскливо – она вдруг сообразила, что в парке подруги будут болтать о тех же скучных вещах, что и в гостиной. Правда, там можно было бы незаметно отделиться от компании и погулять по аллеям в одиночестве…

Сперва Мария решила так и поступить, но, пока девушки шли по коридору к ведущей на первый этаж лестнице, ей пришло в голову, что «заблудиться» она вполне может и в доме. Можно будет сначала побродить по особняку, а потом выйти на улицу – так ей вообще не придется ни минуты слушать надоевшие ей разговоры.

Мысль была очень заманчивой, и Бороздина, выбрав удобный момент, отступила в темноту неосвещенного коридора. Этого маневра никто не заметил. Остальные дамы спустились вниз, а Мария на цыпочках побежала в дальний конец коридора, спеша спрятаться в какой-нибудь нише на тот случай, если ее отсутствие быстро обнаружат и кто-нибудь вернется ее искать.

Ниша нашлась быстро – это было небольшое углубление в стене, в котором находилась закрытая дверь. Бороздина встала возле нее, с облегчением перевела дух, но затем вдруг вздрогнула: из-за двери доносились чьи-то голоса. Это и был кабинет Василия Давыдова, где мужчины вели какие-то свои разговоры! Мария не собиралась подслушивать, но против воли успела разобрать несколько недовольных, в чем-то даже гневных фраз:

– Мы так и будем сходиться, спорить, уговаривать друг друга подумать и расходиться! Что мы, что Северное общество! Если мы не придем к согласию во всем, наше дело никогда не будет сделано, от нас так и останутся одни переливания из пустого в порожнее! – Девушке показалось, что это говорил хозяин дома.

– И что ты предлагаешь? – так же раздраженно спросил его другой голос, который Мария с легкостью узнала даже через толстую дубовую дверь, – голос Иосифа Поджио.

Что ответил ему Давыдов, Бороздина не узнала: воспитание не позволило ей подслушивать дальше, и она отступила от двери на несколько шагов. Любопытство боролось в ее душе со страхом – неужели слухи о тайном обществе, которое существует в Киеве, верны? И неужели в этом тайном обществе состоят те самые люди, к которым она ездила с визитами и танцевала на балах? Василий Давыдов с братьями, молодые Раевские, молодые Поджио… Иосиф… Вот почему он не обращал на нее внимания и не оценил ее игру – ему было не до того, он думал о своих тайнах!

Дверь тихо скрипнула, и в коридор вышел человек, о котором она только что думала. Мария испуганно прижала ладони ко рту, чтобы не вскрикнуть от неожиданности. Иосиф же хладнокровно закрыл за собой дверь и лишь после этого сделал девушке знак отойти в дальний конец коридора.

– Мари, вы что-то хотели? – спросил он шепотом, когда они оказались у окна. Бороздина покачала головой:

– Нет, я просто… отстала от дам в парке и решила вернуться, но перепутала двери…

– И вы что-нибудь слышали? – осторожно уточнил Иосиф.

– Нет, ничего, – ответила девушка, радуясь, что в коридоре слишком темно и он не увидит, как она краснеет. – Я собиралась войти, но не успела…

– Что ж, наверное, это знак свыше, – задумчиво пробормотал Поджио и пристально посмотрел ей в глаза. – Мари, я не решался вам об этом сказать, но… я давно люблю вас. И просил бы вас стать моей женой.

Неподвижно замершие у причала корабли ждали попутного ветра. Ждали уже давно и, как это порой казалось Полине, когда она смотрела на их стройные мачты и безжизненно свисающие с них флаги, страшно скучали по мощным волнам и взлетающим высоко в небо соленым брызгам. И Полина их понимала! Ей в последние недели ожидания уже начало казаться, что она вообще никогда не уедет из этого маленького городка и так и будет до конца жизни приходить утром в порт, смотреть на корабли и слышать от матросов, что ветра по-прежнему нет и отплытие снова откладывается на неизвестное время…

Хотя этим утром, когда девушка вышла из лабиринта узких улочек на открытое пространство, ей в лицо дохнул свежий порыв ветра, и вместе с ним к ней вновь вернулась надежда. Может быть, погода изменится уже сегодня, может быть, она сможет покинуть Кильбев совсем скоро?

Вдохновленная этой мыслью, Полина ускорила шаг и уже через четверть часа была в порту. Там все было как всегда. Докеры таскали туда-сюда то какие-то туго набитые мешки, то свернутые в огромные бухты толстые канаты, матросы что-то кричали им с палуб, стая нахальных чаек кружилась над морем с пронзительными воплями… Тот тут, то там бродили такие же, как Полина, пассажиры кораблей, в нетерпении считавшие дни до отплытия. Портовые служащие, которым эти люди порой мешали пройти, недовольно ворчали и время от времени даже позволяли себе сердито покрикивать на них, но те не возмущались такой дерзостью и лишь так же негромко бурчали что-то в ответ.

Некоторых из них Полина уже знала в лицо, и сами они при виде ее тоже улыбались ей, как старой знакомой. В это утро она тоже встретила молодую пару, с которой они должны были плыть на одном корабле, и поприветствовала обоих особенно радостной улыбкой. Те в ответ тоже кивнули с гораздо более воодушевленным видом, чем раньше. Легкий ветерок, пока еще почти незаметный, был самой лучшей новостью, о какой только могли мечтать застрявшие в порту путешественники.

Полина пошла своим привычным маршрутом мимо доков и сваленных возле них бесформенной горой старых канатов и рваных парусов, темно-серых от времени и морской воды. Вот и судно, на котором она прибыла в Кильбев и которое должно было доставить ее в страну ее мечты, в Россию. На палубе что-то делали несколько матросов – то ли отмывали ее от морской соли большими лохматыми тряпками на палках, то ли перетаскивали что-то тяжелое. С земли девушка видела лишь их согнутые спины и время от времени, когда они ненадолго выпрямлялись, головы в белых бескозырках. Подобные картины Полина наблюдала и раньше, но теперь ей показалось, что моряки работают как-то особенно быстро, словно куда-то спешат, и при этом очень стараются. Хотя, возможно, это было игрой ее раззадорившегося от проблеска надежды на скорое отплытие воображения.

Она подошла ближе к краю причала и остановилась около узкой доски, соединяющей его с бортом корабля. Судно слегка покачивалось на воде, и доска то поднималась, то опускалась над ее поверхностью. Полина с сомнением посмотрела на этот ненадежный и теперь казавшийся еще более хлипким мостик – ее любимое развлечение, единственное в последнее время, если не считать возни с привезенной из Парижа крошечной собачкой, стало слишком рискованным. Но не отступать же после того, как она пришла на причал! Тем более что матросы на борту уже заметили ее хрупкую фигурку и, оставив свою работу, с интересом ждали, что она будет делать.