Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мнишек с силой пнул кровать, на которой спала няня. Но та не просыпалась. Тогда он схватил ее за руку и резко дернул, усадив Еву на кровать. Женщина испуганно смотрела на воеводу. Поймав ее взгляд, Ежи Мнишек коротко и тихо бросил: «Вон!». Служанка не одеваясь, в исподнем, не понимая, что происходит, выбежала в коридор.
Мнишек закрыл за ней дверь в комнату, только когда убедился, что Евы уже нет в коридоре, повернув в замке ключ, он подошел к кровати и, смотря на дочь ненавидящим взглядом, протянул к ней руку.
– Где? – грозно спросил он.
Марианна, поняла, что отцу все стало известно. Она никогда раньше не видела его таким. Вскочив с кровати, она подбежала к своим сундукам и, открыв один из них, достала из-под белья сверток. Мнишек стоял на месте. Девушка, трясясь от страха, подошла и передала отцу украденные свитки.
– Читала?
– Нет.
– Зачем же собиралась вернуться в церковь?
Марианна молчала. Наконец, поняв, что ей выкрутиться не удастся, ответила: «Читала». Воевода вырвал свиток у нее из рук, резко развернулся и сделал шаг к двери, но потом неожиданно остановился. Марианна увидела, как в воздухе блеснула сталь сабли, и пух, вырвавшийся после исполинского удара по кровати, взлетел вверх.
– Все закончилось бы этим, – сквозь зубы сказал Мнишек, кивнув на разрубленную перину.
Он вложил саблю в ножны, сделал шаг к двери и снова остановился.
– Если бы городская стража их не остановила, приняв за мятежных шляхтичей, мы бы все были уже мертвы. Карета на том берегу. Через четверть часа сядешь в лодку и тебя переправят через реку. Он подошел к двери и повернулся к ней.
– Поговорим дома.
* * *
– Раз ты зашла так далеко, то должна это знать. Наш Орден Бернардинцев основан одним из отцов братства рыцарей-храмовников. И твой отец – почетный член ордена. Он доверяет мне, как самому себе. К тому же, я обязан ему жизнью. Поэтому он доверил мне свою жизнь и жизни всего своего семейства. То, что ты сотворила, – это приговор всей твоей семье. Судьба спасла тебя от смерти на улицах Варшавы, только потому, что стража задержала твоих преследователей, которых подослал один из служек храма… – говорил Корвус. – А также и то, что карета не была узнана. Судьба сберегла тебя. В отличие от служки храма, ты не покоишься на дне Вислы.
Испуганная Марианна молча смотрела на монаха, лицо которого сейчас больше напоминало лицо убийцы. Она знала, что рыцари-храмовники, они же – тамплиеры, были прокляты Церковью и преследовались как колдуны и дьяволопоклонники во всех христианских государствах.
– Ты видела, что в свитках?! – грозно спросил Корвус.
Она бросила взгляд на широкий кинжал, инкрустированный золотом и драгоценными камнями и украшенный странными орнаментами, который лежал на столе.
– Видела… но не читала, – отчаянно соврала Марианна. – Но я знаю, что в них должно быть…
Корвус несколько минут, которые показались ей вечностью, смотрел на нее горящими не моргающими глазами.
– Если бы ты разобрала что в них, я должен бы был тебя убить, – сказал он. – Отправляйся к себе, и не смей выходить из своей комнаты, пока пан Мнишек не вернется и сам не вызовет тебя. Марианна покорно встала и поплелась к двери. На секунду она задержалась.
– Паулус? – спросила она дрожащим писклявым голосом.
– Что? – холодно ответил ей учитель.
– А где Ева? – в этот момент Марианна не выдержала и разрыдалась.
– На небесах или на дне Вислы – как тебе будет угодно! – с ненавистью в голосе ответил он.
Марианна зарыдала и бросилась прочь из отцовской библиотеки в свою комнату.
Она проплакала весь день и всю ночь, ругая себя, прося прощения у няни. Несколько раз вспоминала про Войцеха и заливалась еще более горькими слезами. Его тоже было жалко, потому что он, скорее всего, тоже погиб.
Еду ей оставляли у дверей. Холодную и скудную. Она знала, что семья должна оставаться в Варшаве еще несколько дней, после чего заехать к ее сестрам и лишь затем вернуться обратно в Самбор.
Через неделю, напуганная и истощенная, Марианна проснулась посреди ночи от шороха. Ей показалось, что рядом кто-то есть. Она прислушалась.
В углу комнаты что-то двигалось. Затем лунный свет выхватил из темноты нечто черное и блестящее. А еще через мгновенье совсем близко появились два светящихся глаза. Существо издало тихий, но страшный гортанный звук. Марианну затрясло от страха, она схватилась за голову и завизжала во весь голос.
Две горящие зеленые точки поднялись к самому потолку и приблизились к ней. От ужаса Марианна уже не могла издать ни единого звука. Она сидела, раскрыв рот, схватившись за волосы, и лишь слышала, как гулко в груди бьется ее сердце. Еще мгновенье и черный призрак уже схватил бы ее своими огромными лапами, но он резко повернул у самого ее лица и остановился над полом совсем рядом с кроватью. Марианна отпрянула. И в этот момент в лунном свете увидела очертания ворона, размеренно шагающего по полу. Птица потопталась на месте, разглядывая что-то на паркете, потом повернулась к ней.
Это был ворон Корвуса. Он снова взлетел и приземлился на ее постели. Не складывая крыльев, вытянув шею, птица заговорила голосом ее учителя.
– Отец и мой хозяин прррощают тебя… Отец и мой хозяин… пррростили тебя…
После этого ворон поднялся в воздух и вылетел через приоткрытое из-за жаркой летней ночи окно. Марианна лишилась чувств.
Проснувшись днем, она почувствовала, что прошлая жизнь как будто покинула ее. Она, сначала неуверенно, потом даже немного задорно, спрыгнула с кровати. Однако подойдя к зеркалу, замерла в ужасе, едва сдержав немой крик, уже готовый вырваться из ее груди. Ее лицо оставалось тем же – лицом тринадцатилетней девочки. Странным было толко то, что на нее смотрели глаза взрослого человека. И в них читалось какое-то страшное таинственное спокойствие.
Она долго рассматривала свое отражение, потом подошла к двери, взяла подносы с завтраком. Поев, Марианна подошла к своим нераспакованным сундукам и открыла один. Отодрав подкладку, она достала копии похищенных свитков, которые сделала в ночь после кражи из церкви, когда, усыпленная легким снадобьем Ева лежала в беспамятстве.
Забравшись на кровать, Марианна положила стопку бумаг перед собой и вдруг вспомнила про видение в храме, после которого Корвус подарил ей медальон. На секунду ей снова стало страшно, но она вспомнила слова монаха, о том, что судьба спасла ее от преследователей в Варшаве, и почувствовала себя неуязвимой. И даже всемогущей…
– Я изменю свою судьбу! – надменно сказала она. – Я своей судьбой изменю судьбу всего мира!
– Вы слышали об этом московском самозванце?
– Беглый монашек?
– Да, именно.