взял? Вовсе я так не считаю. Я вот даже прямо сейчас… Хотя нет, это не фантастика, конечно, но автор тот и фантастику тоже пишет.

— А кто? Что за книга?

— Абэ Кобо. Там про одного человека, который решил жить в большой картонной коробке, не вылезая из неё никогда. Так и таскал её повсюду на себе, как улитка ракушку.

— Странная книжка… А называется как?

Екатерина Максимовна на секунду задумалась.

— «Человек-коробка».

— Не попадалось. Я у Абэ Кобо только «Четвёртый ледниковый период» читал.

— Ну и как тебе?

— Понравилось.

— Мне тоже.

— А вы тоже читали?

— В школе ещё — у меня мама как раз тогда на БСФ подписалась. Второй том, кажется.

— Здорово. Мне б так…

— Можешь, как вернёмся, у меня брать — не теряй только.

— Спасибо. Вот если бы вы нам это на уроках давали…

— Ну, что поделаешь, не я же программу составляю… Хотя, постой! — загорелась она вдруг. — А может, попытаться договориться с Кимой Родионовной и организовать факультатив по научной фантастике? Или даже ещё лучше, клуб — собираться раз в неделю после уроков, обсуждать, у кого какие мысли возникли… Если, конечно, желающие найдутся… Вот ты, например, записался бы?

— Про книжки трепаться? Так мы с пацанами и так… Нет, я не отказываюсь, конечно. Ясно, записался бы. И ещё человек четыре-пять сагитировал, железно.

— Ну ладно, это всё у нас мечты прекраснодушные, — вернулась она к прежней теме. — А вот как нам, всё же, с программой-то быть? Я понимаю, Тургенев — не Гарри Гаррисон. Но ведь и совсем плохих произведений в ней тоже нет.

В ответ Андрей лишь молча взглянул на неё, скривив иронично губы.

— Хорошо, уговорил, — уступила собеседница, — почти нет. Но большая-то часть — вполне ведь ничего так.

— Ну, в принципе, да… — нехотя согласился он. — Вы знаете, на самом деле, я много чего из программы даже сам потом читал.

— Правда? А что именно?

— Да всё почти… Тургенева, вот, кстати. «Отцы и дети»… Грибоедова тоже… Лермонтова…

— Так а что ж тогда вовремя не читал?

Андрей опять задумался. А действительно, почему?

— Ну как… — неуверенно протянул он, — от нас ведь даже и не хотели особо, чтоб мы все эти книжки прочитали. Только положенные отрывки из хрестоматии — и как их надо понимать. А я читаю медленно и всё равно в срок не успевал, даже пока пытался. Ну и чего тогда вообще стараться?

— Андрей, — обескуражено отозвалась Екатерина Максимовна, — но ведь я всё совсем не так делала. Сразу на весь год список вывесила, что когда проходить будем. И всегда, прежде чем из учебника задавать и объяснять, открытую дискуссию устраивала. Специально, чтоб… — она не договорила и с расстроенным видом отвернулась к окну в парк.

— Ну да, всё так… — Андрей почувствовал себя полной скотиной. Она же и правда — классная училка, даром что по русскому. А сейчас будто оправдывается перед ним за то, что он — лодырь… — Наверно, я просто привык уже… Но вот честно скажите, вот, допустим, прочёл бы я всю книгу в срок и как есть написал в сочинении, что я о ней на самом деле думаю. Так вы б мне за это сто процентов банан вкатили — нет, что ли? В конце-то концов вы ж всё равно от нас учебник своими словами пересказать требуете…

Екатерина Максимовна не сразу нашлась, что ответить и на какое-то время за столом опять воцарилось молчание. Наконец, она проговорила погрустневшим голосом:

— Мне кажется, ты пытаешься сказать, что я вас лицемерить учу… Ну да, ты прав, так оно, наверно, и есть… Но если ты думаешь, мне это удовольствие доставляет… А сам бы ты на моём месте, интересно, что делал? И взгляни на это с другой стороны: ну не научу я тебя, что в сочинениях писать надо — а в результате пролетишь ты мимо института белым лебедем. Считаешь, лучше будет?

Довод показался Андрею настолько очевидным, что даже непонятно, как он ему самому ни разу в голову не приходил.

— Нет, конечно, кто ж спорит… — он тоже помрачнел. — Выходит, я сам — осёл…

— Прости, я не хотела тебя обидеть…

— Да чего там, какие обиды. Всё ж правильно…

Оба снова уткнулись в свои тарелки…

— И это же нетрудно совсем — для тебя, по крайней мере, — возобновила разговор Екатерина Максимовна. — Вот ты сказал, вы с мальчиками книги обсуждаете. Ведь не всегда же вы друг с другом согласны?

— Не то слово…

— И если бы я тебя попросила точку зрения, ну, к примеру, Чижова изложить?

Но вместо ответа Андрей неожиданно сам задал вопрос:

— Катерина Максимовна, а вы Сэлинджера читали?

— «Над пропастью во ржи»? Конечно. А к чему ты это?

— Я что думал в последнее время… Вот у них всё по-другому, ясно, чем у нас. Но как я смотрю… У нас ведь, если разобраться, тоже ничуть не лучше. Ну да, понятно, вызубрить и оттарабанить, что положено — невелика трудность. Но кому надо, что б мы ещё и вид при этом делали? А вы сейчас говорите, сами тоже не по своей воле лабуду всю эту с нас требуете…

— Ну ты, Кузнецов, и выдал, — со смешком фыркнула она. — Ты б у меня ещё спросил, зачем надо на комсомольские собрания ходить.

Опять она говорила вещи, которые ни от одной другой училки не услышишь…

— Вы знаете, вы правда какая-то совсем не такая… Не как все. Даже в классе. А сейчас и вообще…

— Ты тоже… Может, это просто потому, что оба мы сейчас не в классе?

— Может… Не знаю, вам говорили или нет… Вот у вас я ни одного урока не просачковал… ну, если перед олимпиадой не считать. А у Таньки постоянно…

— Таньки? — тут же встрепенулась Екатерина Максимовна. — Это кто ж такая эта Танька? Уж не Татьяна ли свет Ивановна?

— Извините, я случайно, — смутился Андрей.

— Да ничего-ничего, забавно даже. Но, — победоносно глянула она на него, — этот грех тебе придётся искупить. Признавайся, как вы меня за глаза называете.

— А вот не стану, — откинулся на спинку стула Андрей и демонстративно скрестил руки. — Это нечестное требование.

— Почему нечестное?

— Потому что за один грех вы требуете совершить другой — и точно так же, заметьте.

— А за второй я тебе уже заранее индульгенцию выписала, — рассмеялась учительница. — Так что всё честно. Признавайся как на духу. Катькой?

Андрей посмотрел на неё с деланым неодобрением и нехотя ответил:

— Ну, и так тоже… Но вообще, по-разному, кто как.

— А вот ты,