— Я вас внимательно слушаю, — сухо промолвил Сагрон. У неё ещё было время — до завтрашнего вечера, — сдать лабораторные работы Элеанор и прийти сюда разбираться с экзаменом, но Дэрри отлично знал о том, что аспирантка просто так ничего не засчитает. А просто так закрывать глаза и на пропуски, и на хамское поведение, засчитывать баллы и рисовать с небес тройку там, где стыдно ставить даже единицу, он не собирался.

Но двоечница неожиданно показалась ему довольно привлекательной. А может, хотелось доказать, что он не просто так игнорировал планы на вечер, продемонстрировать самому себе, что можно ничего и не отменять. Улыбалась она тоже весьма соблазнительно.

— Я просто подумала, — придвигаясь поближе, сообщила девушка, — что можно было бы как-нибудь закрыть мою двойку… Понимаете, это единственный предмет, по которому у меня сложилась подобная ситуация…

Руки скользнули по его шее, куда-то к воротнику рубашки, по пуговицам… И внезапно обожгли, словно пламенем. Ожог — невидимый, к счастью, — распространялся по коже так быстро, что Сагрон едва сдержался, дабы не ударить ничего не подозревающую девицу.

Проклятье! Всего мгновение назад он уже почти забыл о проклятии, а теперь оно напоминало о себе с новой силой. Кожа горела, словно её только что прижгли клеймом. Перед глазами всё попросту подпрыгивало и пошло чёрными пятнами.

И помочь разобраться с проклятием, раз уж и Элеанор была бессильна в этом плане, могло только одно.

— Хорошо, — отодвигая от себя двоечницу, промолвил Сагрон. — Положим, я могу поставить тройку, закрыв глаза на ваши прогулы и отсутствие лабораторных работ. Но я ведь должен получить кое-что взамен…

Она вдохновлённо закивала, и пальцы потянулись к шнуровке платья, словно девушка намеревалась прямо тут предстать в чём мать родила, но Дэрри лишь поспешно выдохнул, надеясь, что не ослепнет, увидев вдруг что-то запрещённее голых рук:

— Мне нужен адрес вашей старосты, Котэссы Арко.

— И это будет стоить мне тройки? — полюбопытствовала двоечница. Сагрон даже не пытался вспомнить её имя — оно успешно утонуло где-то посреди таких же непотребных и отвратительных студентов. В НУМе, а уж тем более у них на кафедре подобного добра всегда хватало с головой, и Сагрон не сомневался, что дальше будет ещё веселее.

— Да, — согласно кивнул он. — Я поставлю тройку в обмен на адрес и очень надеюсь, что это вас устроит. Ведь устроит?

Она уверенно кивнула. Разумеется — девушка даже не собиралась отказываться от предложения. Сагрон, узрев пустую зачётку, осознал, что обойти ей предстояло ещё огромное количество преподавателей, а сама девушка была на грани вылета. Сколько у них предметов в сессии? Восемь? И из них стоял только один, и тот — обыкновенный, недифференцированный зачёт! А больше трёх двоек в сессии даже в их лояльном университете было однозначным поводом для выгона, тут уж и юлить не получится — некуда просто увиливать от суровых правил.

Понимая, что ещё троих она может и не уговорить, Сагрон безо всяких угрызений совести поставил незаслуженную тройку. Бумажку же из рук девушки, на которой она поспешно нацарапала адрес Котэссы, он вырвал практически с жадностью, с таким сиянием в глазах, что она аж содрогнулась и удивлённо да как-то возмущённо покосилась на преподавателя.

— Сдалась вам эта Арко… — покачала головой девушка. — Я могу идти?

— Иди-иди! — отмахнулся Сагрон. Жжение становилось всё сильнее — и он, быстро написав на чистом листе бумаги записку, подбросил его в воздух. Тот рассыпался на мелкие золотистые искорки и вскоре растаял в воздухе окончательно, грозясь свалиться прямо перед носом у адресата. Мужчина кивнул, хмыкнул сам себе под нос, понимая, что девушка, которой он отправил письмо подобного содержания, скорее всего, завтра явится выяснять отношения. Или сегодня, но он не планировал пребывать дома.

Но думать о ней сейчас было некогда. Его прелестная спутница этого вечера была отнюдь не любовью всей жизни, поэтому мужчина как-то даже и не задумывался об этом. В конце концов, сначала надо разобраться с Котэссой и с проклятием, а потом уже бегать по свиданиям и каким-либо посторонним женщинам.

Он посмотрел на бумажку с адресом, который оставила двоечница, та самая, имени которой он так и не вспомнил, потому что на зачётке не посмотрел, перевёл взгляд на ведомость и пробормотал заклинание интеграции — напротив одной из совершенно незнакомых фамилий мигом появилась тройка, оценка, которую он не проставил. Заклинание отобрало немного магических сил, но Сагрон не обратил на это практически никакого внимания. Напротив, даже был рад, что быстротечная слабость подарила ему минутную свободу от жжения, отвратительного и, казалось, непрерывного.

Ещё раз кивнув самому себе, он бросил быстрый взгляд в маленькое зеркальце — проверил, не позеленела ли часом кожа, — и направился прочь из университета.

Котэссе казалось, что она могла сию секунду превратиться в какой-то кипящий котёл над огнём — а после взорваться, словно тот "светлячок", не шпаргалка, нет, а настоящее могучее волшебство, способное разорвать всё на кусочки в радиусе нескольких сотен метров, а то и снести с лица земли целый город, если потрудится полноценный круг Архимагов. Но она не была Архимагом, а сконцентрированный в теле заряд силы даже при смерти не был бы таким сильным на случай извержения, чтобы её хватило хотя бы на несколько метров извержения. В любом случае, девушка не планировала даже и пытаться. Ей хотелось верить, что она окажется дома и немного придёт в себя, а потом соберёт вещи и отправится к родителям.

Сейчас она жила у тётки. Та вообще-то промышляла сдачей домика студентам на неопределённое время. И летом тоже, кстати, потому что практически не бывала дома, а так — хотя бы какая-то копейка падала ей в карман. Но племянницу пустила практически бесплатно — за вычетом, разумеется, определённых услуг магического характера, за которые Котэсса с неё в любом случае не брала бы денег.

Подобное сотрудничество же было выгодно им обеим. Котэссе не пришлось тесниться в общежитии, в одной комнате с тремя незнакомыми девушками, а тётке — переживать за то, что некому присмотреть будет за её домом. Комнат там было несколько, и девушка занимала только одну. Вторую — её однокурсница, Кэтрин Хэмум. Та уже платила деньги, но зато пользовалась не в пример большей свободой, приводила к себе друзей и игнорировала раздражённые взгляды Тэссы.

Разумеется, иногда хотелось предложить тётке денег и занять полноценно весь дом, но у неё были небогатые родители, они и в столицу-то отпустили только при условии бесплатного жилища, и даже часть собственной небольшой стипендии Котэсса вынуждена была отправлять матери и отцу. Не то чтобы она за всё это время дождалась от них хотя бы одного благодарственного слова, но Арко утешала себя тем, что родители просто строги и желают, дабы она выбилась в люди и научилась самостоятельно обеспечивать собственную жизнь. И вообще — нечего заглядывать в чужие карманы, даже если они родительские, и в чужие рты в поиске благодарности.