честными, наверное, не более пяти лет плюс хорошее поведение. Поэтому вместо того, чтобы предъявлять обвинение, я выбрала другой вариант, - она ухмыляется. - Я послала ему копию кассеты и написала записку, в которой говорилось, чего ему будет стоить, если я разошлю копии его деловым партнерам. В СМИ и так далее. Для него это было очень важно. И вот конец истории. Двадцати семи летняя женщина, единственная владелица одной из успешных компаний в Бирмингеме.

Это нужно уложить в голове.

- Ты снова меня поразила. На этот раз масштаб поражения намного больше.

- Не ожидал такого от дочери священника, да?

- Нет, бля.

- Я не делюсь этим с людьми. Если честно, ты один из четырех человек, которые это знают. Мартин и я двое из них.

Довольно рискованно говорить мне о таком. О том, что она сделала, чтобы шантажировать своего обидчика. Это своего рода преступление. Ее могут привлечь к уголовной ответственности и назначить срок.

- Почему я?

Она смотрит на бутылку в руках и делает глубокий вдох. Когда она наконец поднимает глаза, я вижу грусть в ее взгляде.

- Это такой тяжкий груз, порой я чувствую, что задыхаюсь, и мне хочется высказаться. Сегодня именно такой момент.

Я понимаю ее больше, чем она может представить.

- Выпечка – мой защитный механизм. Обычно это срабатывает, и я отвлекаюсь, но сегодня это не помогло.

- Тебе стало лучше?

- Да.

- Тогда, я рад, что ты рассказала.

- Ты думаешь, я ужасный человек? Чудовище?

Она что серьёзно? Как я могу?

Я знаю людей и похуже, и она не одна из них.

- Нет. Ты уцелела, и это главное.

- Морис нашел меня. Я бы так и осталась лежать на том полу, если бы он не вернулся за своей сумкой,- Аделин усмехается. - Я была спасена благодаря сумочке гея.

Она смеётся.

- Благодаря Гуччи.

- Это действительно так. Подделка правда. Он обожает дизайнерские сумочки Шанель, Гуччи, Прадо, Луи Витон.

Морис - герой Аделин. Я не знаю его, но он только что завоевал мое уважение, несмотря на перья и ресницы.

- Так почем сегодня тебе хуже, чем обычно?

- Годовщина. Четыре года, как он оставил меня умирать в офисе.

- Четыре года, как ты выжила.

Страдания и упорства. Ничего нового, все мне знакомо.

Судьбы Лоури и Аделин очень похожи. Возможно, это одна из причин почему она так понравилась Лоури. Родственные души.

- Это не просто годовщина. Каждый год Мартина расхваливают в газетах за то, что он внес крупный вклад в приют для женщин и детей.

Уверен, он сделал это не собственной воле.

- Одно из твоих условий?

- Абсо-блядь-лютно. Я хочу, чтобы он делал это каждый год. Тогда его задница будет помнить каждый удар, каждый пинок.

Она играет в опасную игру.

- Ты не боишься, что он может снова появиться?

- Возможно. Я больше не беззащитная игрушка, которой была пять лет назад. Я бы надрала ему задницу. Но он не появится. У меня есть все страховые полисы, так что в любом случае, я смогу обвинить его в причинение вреда. Он знает об этом.

Эта женщина прекрасна. И пугающая одновременно.

Часть меня хочет притянуть ее к себе, провести рукой по волосам. Сказать ей, чтобы она не волновалась. Дать ей знать, что она может поговорить со мной о вещах, которые тяжким грузом лежат на ее плечах, и я не стану осуждать ее.

Другая часть меня хочет, чтобы она никогда мне об этом не рассказывала. Грязные мысли о дочери проповедника куда веселее, чем отголоски слов об умопомрачительном сексе с ее обидчиком.Оставшаяся часть? Ну, она просто хочет трахнуть её.

Глава 4

Аделин Максвелл

Я так облажалась.

Какого черта я разговаривала с Оливером о Мартине? Всё ясно, как божий день. Я вообще не думала.

Оливер должно быть считает меня сумасшедшей. А может душевнобольной. И Лоуренс тоже, когда он расскажет ей. Нет ни единого шанса, что он не будет этого делать.

Каждый год в годовщину своей почти смерти я просто слетаю с катушек. Думаю, в этом году я зашла немного дальше.

Но Оливер не стал осуждать меня. Он не сказал, что я была неправа в том, что сделала. Он назвал меня выжившей. Чертовски гениально. Это не похоже на слова человека, который осуждает меня за мои неправильные поступки.

Но он должен. Потому что нормальные люди, которые никогда не испытывали на себе такого издевательства, не поняли бы меня.

Четвертая буханка хлеба. Десятки лимонно – сливочных кексов. Две партии печенья. Все утро я пекла без остановки. И теперь я вся в муке и яйцах.

Я бросаю чашку в раковину, когда слышу стук в дверь.

Нет. Уходите. Сегодня мне не до гостей. Я не могу с этим справиться.

Я стою не двигаясь. Не знаю почему. Моя кухня находится в задней части дома. Никто не может увидеть меня.

Я жду следующего стука, но его не следует. Вместо этого дверь медленно открывается.

Дерьмо. Это Оливер. И он смотрит прямо на меня. Я не могу спрятаться или сбежать. Он не оставляет мне выбора, кроме как подойти к двери.

- Эй.

- Привет. Просто хотел проверить тебя и убедиться, что ты в порядке.

Глаза Оливера проходятся по поверхности кухни и останавливаются на груде выпечки. Поймана с поличным.

- Я смотрю ты в ударе.

Не нужно врать или отнекиваться.

- Да. Откуда-то появилось такое дикое желание.

- С тобой все в порядке?

В глазах Оливера читается беспокойство.

- Не совсем.

Оливер подходит ко мне, берет полотенце из моих рук и кидает его на кухонный островок.

- Я хочу, чтобы ты всё это бросила и прокатилась со мной на байке.

- Не думаю…

- Ты когда-нибудь каталась на мотоцикле?

- Нет.

- Ты не боишься?

- Нет.