– Может, и получится, – неуверенно произносит Хизэр.

– Дэвид должен записывать, что готовит, – продолжает Лиэнна. – Тогда вы сравните его записи с записями официанток, и у тех не получится мухлевать.

– Официантка здесь одна – это я, – возмущается Джули.

– Да, верно, – говорит Лиэнна. – Доверяй, но проверяй.

– А я думаю, нам стоит просто закрыться, – говорит Хизэр.

– Примените мой метод, – говорит Лиэнна. – Получится, обещаю.

– В любом случае нам лучше вернуться в зал, – говорит Хизэр.

– Я возвращаюсь в «Блокбастер», – сообщает Лиэнна.

– Увидимся, – говорит Джули.

– Скажешь Люку, что я заскочу попозже? – говорит Лиэнна.

– Да, но думаю, он будет занят.

– Чем занят?

– Не знаю. Он сказал, вечером у него важное дело.

– Где? В спальне?

– Разумеется. – Джули встает и направляется к двери. – Позвони ему, чего тебе стоит?

– Я всегда попадаю на его автоответчик, – стонет Лиэнна и выходит из подсобки вслед за Джули.

Впервые Люк попытался выйти, когда ему было семь. Уже пару лет это была его козырная угроза, самый действенный способ вымогать у матери новые книжки и журналы. Мамочка, купи мне «Трещотку и придурков». «Нет, Люк, ты же получил две книжки вчера». Я выйду наружу. «Не поступай со мной так, Люк». Я выйду наружу и умру, и ты пожалеешь, что не купила мне комиксы. «Прошу тебя, Люк, не надо». Его мать всегда писклявила, умоляюще и плаксиво. И у нее всегда тряслись руки – даже когда не было причин нервничать.

Разумеется, она знала: рано или поздно ей придется доказать, что он блефует. Ища совета, она позвонила на радио-шоу. «Ваш сын избалован, – твердо сказала ей ведущая, психолог. – Не давайте себя запугать. Покажите ему, кто главный». Ну, она и показала. Весенним солнечным полуднем 1982 года, после истерики, переполнившей чашу ее терпения, она заявила:

– Ну что ж, ладно, иди, раз хочется.

Ссора случилась в будний день, когда Люков отец был в Йоркшире. Люк с матерью сидели в оранжевой полутьме на кухне; утреннее солнце, пробиваясь сквозь тяжелые шторы, окрашивало все в оранжевый; в воздухе висели рыжие пылинки.

Люк почувствовал, что его маленькое тельце будто стало еще меньше.

Мать сказала:

– Давай иди, покончи с собой. Проверь, не наплевать ли мне.

Он заревел. Ему стало одиноко и холодно; он еще был в пижаме «Бэтмен», потому что наотрез отказался одеваться. Мать указала на дверь черного хода. Рука ее дрожала. Она заговорила снова, но слова застряли в горле, и она тоже расплакалась. Люк не хотел ее расстраивать; на самом деле он ждал объятий, а не ссоры. Но теперь он не мог отступить. Он скорее бы умер, чем позволил матери победить и вечно властвовать над ним. Люк почувствовал себя маленьким и больным, точно стремительно съеживался. Нужно срочно что-то делать, пока он совсем не исчез. Он понял, что для него наступил миг вечности. Ничто не имело значения, кроме этого мига, – ни прошлое, ни будущее, ни его жизнь, ни еще чья. Люк смутно припомнил, каким был мир секунду назад, ему захотелось туда вернуться – но он не мог. И съежился еще сильнее. Предметы угрожающе надвинулись на него. Люк повернулся и бросился к двери.

Сначала она не желала открываться. Он потянул за ручку и пнул дверь изо всех сил.

Наверное, именно в этот момент мать осознала, что Люк действительно собирается выйти, потому что она закричала: «Не-е-ет!» и устремилась к нему. Не успела она схватить сына, как дверь распахнулась и Люк, споткнувшись, выскочил на весеннюю улицу, в интригующе холодный свежий воздух, на дорожку, щебень обжег голые ступни. Мать вцепилась в него, оба упали. Напоследок Люк увидел поразительную голубизну – он и не думал, что у неба такой чистый цвет.

Полчаса он провалялся без сознания. А когда очнулся у себя в спальне, там уже был доктор.

Дерьмово, когда тебе семь и хочется выйти наружу, исследовать мир, завести друзей, а ты безвылазно торчишь в темном и душном доме. Единственным приятелем Люка мог считаться (и то с натяжкой, потому что они друг другу не очень-то нравились) Марк Дэйвис из дома напротив. Иногда Марк с папашей приходили в гости. Пока Люкова мама и Марков папа болтали в гостиной на первом этаже, дети развлекались игрушками, которые принес Марк, – в основном моделями машин и грузовиков. Марк фантазировал о том, как у него будет настоящий «скейлекст-рикс», и наводил на Люка тоску, хотя и не такую, как «нормальная» жизнь. Так что Люк поддакивал его фантазиям, превращался в Робина, когда Марк был Бэтменом, и вновь и вновь объяснял, почему не выходит на улицу.

Люк часто ходил голышом, особенно долгим душным летом, какие часто случались в начале восьмидесятых, летом, когда дома были только он и мать – не только в будни, но и в выходные, если Билл работал. Мать раздражал такой нудизм (Люк и заголялся, чтобы ее позлить, хотя не только поэтому), но она не часто осмеливалась ему перечить после того инцидента с дверью. Люк ненавидел свои шмотки из нейлона и полиэстера, хотя они интересно искрили в темноте. Впрочем, эти искры порой щипались.

Люк хотел только книг и журналов. Он нуждался в тоннах чтива, обычно проглатывая по шесть книжек в день, но так как он не мог ходить в библиотеку, ему приходилось объяснять матери, что нужно купить – и если она ошибалась, Люк закатывал истерики. Он стал дьявольски изобретательным. В шесть лет выяснил, как заказывать по телефону каталоги детских издательств, так что по крайней мере знал, какие книги они выпускают. Иногда он говорил тем, кто брал трубку (в основном это были любезные тетки), что ему нельзя выходить на улицу, и несколько раз ему присылали книги бесплатно, что было просто зашибись. Мать не верила, что Люк читает так быстро, но ему было наплевать: пусть думает как хочет.

По выходным, когда отец возвращался домой, Люк садился к нему на колени и рассказывал о мирах, в которых побывал за неделю, – о Дальнем Дереве, Нарнии, Острове Киррин[15]и так далее. В этом возрасте легко было путешествовать по вымышленным странам детских книжек – трудности появились, когда книги стали реалистичней. Впрочем, к тому времени, как были изобретены книжные серии «для подростков», Люк больше смотрел ящик, чем читал. Он взялся было за пару книжек, присланных одним издательством, но не смог проникнуться ни разбитыми семьями, ни школами, где полно хулиганов, ни вообще книжными человеческими горестями. Но когда Люку было семь, таких книг не существовало в природе, а телевизором он еще не обзавелся. Его мир был полон магии.