По вечерам в пятницу Люков отец опрокидывал один-другой стаканчик шотландского виски, и чем больше темно-янтарной жидкости он поглощал, тем интереснее ему становились Люковы иные миры.

– Ты прошел сквозь платяной шкаф? – говорил он. – Хе-хе. Как тебе, Джин?

Джин вздыхала и спрашивала, готов ли Билл поужинать.

Остаток выходных Люк почти не видел своего отца: тот постоянно был занят – чинил машину, возился со всякими штуками во дворе или ходил вместе с Джин по магазинам.

– Возможно, с возрастом это пройдет, – сказал доктор.

– По-моему, «экс-пи» не проходит с возрастом, – сказала Джин.

– Это не обязательно «экс-пи», – заметил доктор. – Помните, мы об этом говорили?

Люк прислушивался к разговору, плотно зажмурившись, притворяясь, что еще не пришел в себя. Ему не хотелось открывать глаза и утратить невероятное голубое небо, мелькнувшее над ним.

– Да, но… – Джин запнулась.

– Нам надо просто набраться терпения. Может, это всего лишь детские аллергии.

Он больше никогда не видел этого доктора, но долгие годы лелеял надежду, что доктор был прав: в один прекрасный день Люк сможет выйти на улицу. Следующий доктор, пришедший осмотреть Люка, когда тому было лет одиннадцать, оказался другом его родителей. Доктор Маккей. Видать, он был рад, что у него есть пациент с «экс-пи», и написал о Люке целую статью, которую, вопреки ожиданиям, не взял ни один медицинский или научный журнал.

Доктор Маккей еще проводил тесты на аллергические реакции, когда стала приходить миссис Мюррей, социальный работник. Люку она запомнилась: доброжелательная тетка, вся какая-то кислая – он потом понял, что у нее просто не было чувства юмора. Она расспрашивала Люка про его друзей, его репетитора и его увлечения, и Люк отвечал, что все зашибись, потому что вбил себе в голову: если будет жаловаться, его отправят в детдом. В конце концов доктор и миссис Мюррей прекратили его навещать, уверившись, что Люкова болезнь неизлечима, что он обеспечен всем необходимым и – самое важное для социального работника – что Люк вряд ли спятит или покончит с собой.

Когда Люку исполнилось шестнадцать, доктор нанес еще один визит и, бегло просмотрев медицинские записи, подписал какие-то «формы», означавшие, что Люк будет получать пособие по болезни – что за пособие, Люк так и не понял. Его мать обратилась куда нужно и по сей день получает деньги, половину которых кладет в банк для Люка; остальное идет на квартплату, еду и оплату счетов. Время от времени она просит Люка подписать «формы» – они всегда приходят в одинаковых коричневых конвертах формата А5.

Люк не видел отца уже несколько лет. Люк даже не знает толком, что произошло между родителями; ему известно лишь, что однажды вечером в воскресенье отец двинул в Йоркшир, и лишь через несколько месяцев всем стало ясно: возвращаться он не собирается.

Если не считать «экс-пи» и пары легких простуд, Люк ни разу в жизни ничем не болел.

Мыши.

Восемь стеклянных камер – два ряда по четыре штуки – стоят в витрине зоомагазина. Тот находится на Главной улице, через пару домов от магазина одежды «Зум», где Джули через пять минут встретится с Дэвидом. Он уговорил ее взглянуть на куртку, которую планирует купить. Работу они закончили рано, и Джули никак не могла отвертеться, сказать, что у нее другие планы, потому что прямо сейчас, по идее, должна выставлять на столики пиццу «Страсти пепперони» и стирать с пластиковых скатерок жирные капли салатной приправы. А чем еще заняться? В это время дня Люк всегда спит, а кроме него, друзей у Джули нет.

Мыши тоже спят – кроме одной, целеустремленно бегающей по периметру стеклянного куба. Похоже, она сооружает гнездышко в правом дальнем углу, таскает кусочки белых волокон; возможно, подстилку производят на фабрике именно для этой цели. Джули смотрит на остальные камеры: у всех мышей гнездышки в одном и том же углу, что довольно чудно, хотя мыши – чудные по определению, словно мухи, летающие только по правилам геометрии.

Джули помнит, как однажды открыла кухонный шкаф в старом бристольском доме и увидела пачку печенья, в которой зияла идеально круглая дырка. Сперва она подумала, что дырку просверлили специальной машинкой. Джули смутилась: кому это нужно – специальной машинкой сверлить идеальную дырку в пачке «Джемми Доджерс»? И тогда она увидела эту штуку. В глубине шкафа, в самом темном углу, лежал маленький катыш из рваной бумаги: в основном кусочки обертки и огрызки, оставшиеся от бумажного мешка из-под фруктов. Джули потыкала катыш пальцем. Внутри определенно было что-то теплое, но оно не вылезло, и Джули вроде как испугалась. Больше она эту штуку не трогала. Позже вечером она увидела, как по полу кухни пробежало какое-то маленькое бурое существо. На следующий день катыш немного увеличился, а остатки печенья исчезли.

Джули наблюдает, как мышь из зоомагазина пытается попить из бутылочки. Внезапно до Джули доходит, что перед ней животное, лишенное свободы. Что Джули чувствует? Большинство людей, увидев животное в клетке, инстинктивно захотят выпустить его. Но этой мыши, кажется, вполне комфортно в маленькой стеклянной камере, и у нее, похоже, есть все, что нужно: еда, вода, уютное гнездышко и немножко пространства, чтоб носиться по кругу. Джули интересно: что бы мышь выбрала, если б могла выбирать, если бы кто-нибудь спросил на мышином языке: «Привет, мышь! Хочешь, мы тебя освободим? Там, снаружи, – опасный мир, полный хищников, ты можешь умереть от голода или холода, или тебя сожрет кошка, но, по крайней мере, ты будешь свободна. Либо можешь остаться в своей стеклянной камере, в безопасности, о тебе станут заботиться, всегда будет еда»? Выберет ли мышь свободу, которая, по мнению Джули, – сугубо человеческое понятие (знает ли мышь, что в камере она не свободна?) – или подумает: «Нет, инстинкты велят мне выбрать безопасность, и я лучше останусь тут»? Не будь поблизости людей, откройся клетка – пришло бы мыши в голову сбежать? А вы бы что предпочли? Комфортную, безопасную, теплую, уютную клетку или непредсказуемую свободу? Джули вдруг понимает, что выбрала бы клетку – главное, чтобы та хранила от опасности и в ней были, скажем, компьютер с модемом и кучи, кучи, кучи головоломок. Она хмурится, представляя себя в этой уютной ловушке. И как ни старается, не может придумать ни одного аргумента против. Фактически, от картины такой безопасной, комфортной жизни на всем готовом к глазам Джули вдруг подступают слезы. Эта жизнь так прекрасна.

– Все пучком? – спрашивает Дэвид.

– О, привет, – говорит Джули, моргнув и потеряв из виду свой прелестный мираж. – Я тебя не заметила.

Он появился откуда-то из-за ее спины. Теперь стоит рядом и смотрит в витрину зоомагазина, выдыхая пар, туманящий стекло. Сегодня холодно; в утренних новостях обещали дождь.

– Что ты там увидела? – спрашивает Дэвид.

– Мышей. Никогда толком не видела мышей. Они чудные.

Дэвид смеется.

– Можно устроить налет на зоомагазин и выпустить их.