— Скажи, Джиа, за что мне это? Это наказание? Что я сделала? Была слишком счастливой? Потому что люди не должны быть настолько счастливы? Почему это произошло?

Джиа отхлебнула кофе, нацепила очки.

— Почему? — повторила Анжелина.

— Хорошо, не ходи по магазинам, если не хочешь.

Анжелина затихла. Она понимала, что Джиа желает ей добра. Сама она, пожалуй, не смогла бы поступать так же, доведись им поменяться ролями.

— Мне все равно, Ма, — устало вздохнула Анжелина. — Мне все равно, даже если никогда больше не встану к плите.

— Ты завтракала?

— Кофе пила.

— Я приготовлю тебе что-нибудь. — Джиа поднялась из-за стола, громко скрипнув стулом.

— Я не хочу есть.

Джиа достала из шкафа фартук, туго затянула его на талии.

— Хочешь, просто сама не понимаешь. Только супчик, немножко brodo .

При упоминании о супе в животе у Анжелины громко заурчало.

— Ну ладно.

Джиа зажгла газ, достала кастрюлю. Раздавила ножом два зубчика чеснока, мелко порубила их и обжарила в оливковом масле, добавив кусочек сливочного. Всыпала немного муки, подрумянила в масле, чуть посолила, потом увеличила огонь и медленно влила чашку куриного бульона из холодильника, помешивая, пока суп не загустел. Затем взбила в миске два яйца с пригоршней тертого пармезана и аккуратно влила смесь в суп, где та превратилась в аппетитные золотистые пряди.

Джиа выбрала большую керамическую плошку, налила в нее суп, посыпала свежемолотым черным перцем и поставила перед Анжелиной — вместе с ложкой и салфеткой.

— Страччиателла. Для тебя.

Анжелина склонилась над плошкой. Душистый пар окутал ее лицо, прикрытые глаза. Она взяла ложку, нехотя подцепила кусочек яичной смеси, а Джиа вернулась к своему кофе — с равнодушием опытной матери, которой безразлично, будет съедено приготовленное ею или нет.

Анжелина украдкой покосилась на свекровь и занялась супом; невозможно устоять перед ароматом поджаренного хлеба и острым запахом чеснока, смешанными с живительной, целебной силой настоящего куриного бульона. Она прихлебывала ложку за ложкой, и тепло разливалось внутри живота, в носу и даже по поверхности шеи.

Джиа добавила еще сахару в кофе.

— Не знаю, известно ли тебе, но я была замужем прежде, еще до отца Фрэнка.

— Ты была замужем до Джека? — изумленно посмотрела на нее Анжелина.

— Да, была, — улыбнулась Джиа. — Меня, пожалуй, можно назвать фронтовой женой. Его звали Дэнни. Он, конечно, не был так хорош собой, как мой Джакомо. Откровенно говоря, похож он был скорее на Эрнеста Боргнайна , но человек был очень хороший. Очень добрый. И танцевал неплохо, да. Вот чего я никогда не могла добиться от Джека, так это чтобы он потанцевал со мной.

— И что же произошло?

— Ушел на фронт и не вернулся. Погиб под Анцио. Там его и похоронили. Я как проводила его, так больше и не видела.

— Почему же ты никогда про это не рассказывала?

— В те времена это была обычная история, — пожала плечами Джиа. — Многие парни не вернулись домой. И девушкам оставалось два пути: говорить об этом до конца дней или не говорить никогда.

— Джиа, мне так жаль…

— Да не переживай. Мы прожили вместе восемь месяцев, и этого более чем достаточно. А потом я встретила Джека и опять влюбилась. Все было по-другому должна сказать, но не хуже. У нас родились мальчики, они выросли и стали мужчинами. Потом Мария вышла за Джо, появилась Тина, ты вышла за Фрэнки. То, что случилось, может, и неправильно, но хорошее не длится вечно. Я что хочу сказать — я дважды вдова, как видишь. Так что если захочешь поговорить с кем-нибудь, кто в этом понимает, можешь обращаться ко мне.

— Спасибо, Джиа. Но сейчас я даже думать об этом не могу.

— Понимаю, о чем ты, дорогая. Но это не повод не одеваться.

В рассказе Джиа было нечто такое, от чего Анжелине показалось, что, пожалуй, она сумеет пережить сегодняшний день. История Мамы Джиа каким-то образом объясняла, что, насколько бы мрачными ни казались перспективы, назавтра обязательно появится шанс.

— Ладно, — кивнула Анжелина. — Оденусь, обещаю. Но сначала доем суп.

Джиа безмятежно сложила ладони, опустила на стол. Одним из самых больших удовольствий для нее было наблюдать, как человек ест.

— Вкусно?

— Очень.

— Но я не могу каждый день приходить и готовить тебе, — заметила Джиа. — Надеюсь, ты не намерена уморить себя голодом?

— Я возьму себя в руки. Мне нужно только пару дней. — Анжелина вылила в ложку остатки бульона. — Даю слово, через неделю прогуляюсь с тобой по магазинам.

— Договорились. Ладно, я пошла домой. Тебе ничего не нужно?

— У меня все есть. Спасибо, что заглянула. — Анжелина с благодарностью сжала руку Джиа.

Джиа поднялась, взяла в ладони щеки Анжелины, расцеловала ее.

...

Анжелина приняла душ и оделась, хотя для этого понадобилось некоторое время. Она выбрала синюю льняную юбку в складку и белую блузку с мелкими защипами — вообще-то слишком нарядную для субботнего безделья дома. Обычно она так одевалась на работу, если предстояло важное мероприятие. Одежда делает женщину, полагала она. И не хотела рисковать — на случай, если вдруг Джиа вернется.

Проходя мимо телефона, она заметила мигающий огонек сообщения. Включив, с удивлением услышала голос Винса. Они с Эми пребывали в одном из своих бесконечных отпусков и пропустили похороны. Наверное, Винс звонил с извинениями.