по специальному заданию Ягоды купил за границей особый аппарат для подслушивания линий ВЧ, который был установлен в кабинете Ягоды.

Военно-фашистский заговор. В апреле 1937 года Политбюро приняло решение об отмене поездки Тухачевского в Лондон на коронацию английского короля Георга VI. Это решение было принято из-за сообщения Ежова от 21 апреля 1937 года, направленного Сталину, Молотову и Ворошилову, в котором он сообщал, что во время поездки Тухачевского в Лондон в отношении него по заданию германских разведывательных органов предполагается совершить террористический акт. Ежов предложил отменить эту поездку. Понятно, никаких материалов о подготовке террористического акта над Тухачевским не было, сообщение явно сфальсифицировано.

Проявив «заботу» о безопасности Тухачевского, органы НКВД при прямом участии Ежова начали активно собирать против него показания. В конце апреля и в начале мая 1937 года от арестованных сотрудников НКВД – заместителя наркома Прокофьева, начальника особого отдела Гая, заместителя начальника оперативного отдела Воловича, а также от бывшего начальника ПВО[16] страны Медведева – были получены показания о том, что Тухачевский, Якир, Уборевич, Корк, Эйдеман, Фельдман и некоторые другие военнослужащие якобы участвуют в военном заговоре и состоят в преступной связи с Ягодой, к тому времени уже арестованным.

Решение об аресте Ягоды приняли 31 марта 1937 года. Политбюро поставило на голосование членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б) предложение об исключение его из партии и ЦК и немедленного его ареста.

В этот же день Пленум ЦК утвердил это предложение.

3 апреля 1937 года ввиду обнаруженных должностных преступлений уголовного характера народного комиссара связи Г. Г. Ягоды Президиум ЦИК СССР постановил отстранить и от должности наркома связи и передать дело о нем следственным органам.

Далее все пошло по накатанному. Из показаний осужденного заместителя начальника 2-го отдела НКВД СССР Залпетера видно, что установку о направлении следствия по делам Гая, Прокофьева и других дал Ежов на оперативном совещании следователей. Он сказал, чтобы они относились к следствию по этому делу как к сталинскому «заказу». Он также показал, что Гай начал давать показания по шпионской работе после того, как Ежов обещал сохранить ему жизнь.

По подобной схеме развивался процесс ареста и суда над Тухачевским. О том, как показания в отношении Тухачевского и других были получены от Медведева, рассказал бывший заместитель начальника УНКВД по Московской области Радзивиловский. Он рассказал, что Ежов приказал немедля приступить к допросу Медведева и добиться от него показаний с самым широким кругом участников о существовании военного заговора РККА. При этом он дал указание применить к Медведеву методы физического воздействия.

10 мая 1937 года Тухачевского и Якира освободили от занимаемых ими постов и перевели на другую работу. В том же месяце их, а также Корка, Фельдмана, Эйдемана и Уборевича арестовали. Затем ЦК приняло решение исключить из партии члена ЦК Якира и кандидатов в члены ЦК Тухачевского и Уборевича.

С 1 по 10 июня 1937 года Тухачевского заставили собственноручно описывать организацию заговора и план поражения Красной армии. Эти показания отослали Сталину. К делу их приобщили только после судебного процесса.

5 июня 1937 года Сталин принял Молотова, Кагановича и наркома внутренних дел СССР Ежова. В тот же день из большой группы арестованных военнослужащих отобрали для судебного процесса по делу «о военном заговоре» Тухачевского, Якира, Корка, Уборевича, Эйдемана и Фельдмана, а для придания делу троцкистской окраски в эту же группу включили Примакова и Путну, действительно разделявших до 1927 года троцкистские взгляды. Индивидуальные уголовно-следственные дела на всех этих лиц объединили в одно дело.

7 июня 1937 года Сталин, Молотов, Каганович и Ворошилов приняли Ежова и Вышинского. В этот же день отпечатали окончательный текст обвинительного заключения по делу. Вслед за этим в НКВД приняли меры к немедленному окончанию следствия по делу о военном заговоре. 7 июня предъявили обвинение Примакову, а 8 июня – Тухачевскому, Якиру, Уборевичу, Корку, Фельдману и Путне.

Следствие по делу было закончено 9 июня 1937 года.

Накануне суда начальник Особого отдела НКВД Леплевский провел оперативное совещание, на котором дал всем следователям указание убедить подследственных, чтобы они подтвердили на суде показания, данные ими на следствии. Эти указания были выполнены, следователи, фабриковавшие обвинение, сопровождали своих обвиняемых на суд, находились с ними в комнатах ожидания и в зале судебного заседания.

Перед началом судебного процесса 11 июня на приеме у Сталина были Ежов и председатель суда Ульрих.

В этот же день это дело рассмотрело Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР. Произнося последнее слово, все подсудимые продолжали клеветать на себя и клясться в любви и преданности Родине, партии и Сталину. Однако судьба их была предрешена заранее. В 23 часа 35 минут 11 июня 1937 года председательствующий Ульрих огласил приговор о расстреле всех восьми осужденных с конфискацией всего лично им принадлежащего имущества и лишением присвоенных им воинских званий.

Репрессии против военных кадров. Судебный процесс по делу Тухачевского и других был использован органами НКВД для дальнейшего усиления репрессий в армии и на флоте. Арестованным, как правило, искусственно приписывалась преступная связь с осужденными по делу «Военно-фашистского заговора». Уже через девять дней после суда над Тухачевским арестовали как участников военного заговора 980 командиров и политработников, в том числе 29 комбригов, 37 комдивов, 21 комкора, 16 полковых комиссаров, 17 бригадных и 7 дивизионных комиссаров.

В «Справке-докладе о накоплении командных кадров РККА» от 21 марта 1940 года говорится, что за 1937–1938 годы в связи с очисткой армии было арестовано, исключено из партии и, таким образом, выбыло из РККА – 35 000 человек, в том числе 5000 из политсостава.

Массовые репрессии против советских и иностранных граждан. Массовые репрессии против партийного, советского, хозяйственного актива и военных кадров, начавшиеся после февральско-мартовского Пленума ЦК 1937 года, вскоре распространились на широкие слои рядовых советских граждан, иностранных подданных, членов семей репрессированных и даже на заключенных, отбывавших наказание в исправительно-трудовых лагерях и тюрьмах.

С середины 1937 года огромный размах приняли репрессии по так называемым «лимитам», а также по социальному и национальному признакам. Этот период характерен наибольшим распространением различных форм внесудебной расправы. Наряду с существовавшим Особым совещанием при НКВД СССР во всех областях, краях и республиках создаются тройки[17]. К арестованным по «лимитам» вводится в практику так называемый «альбомный порядок» рассмотрения дел. Судьба арестованных по национальному признаку решалась комиссией в составе наркома внутренних дел и прокурора СССР или их заместителей с участием в отдельных случаях председателя Военной коллегии Верховного суда на основании кратких справок по следственным делам.

Военная