16, 13, 11 метров — глушить было сложнее, и на них «враждебная пропаганда» звучала достаточно внятно. Правда, в СССР не выпускались приемники с подобным диапазоном, но и здесь был найден выход. Например, самый популярный транзисторный радиоприемник — выпускавшаяся в Риге «ВЭФ-Спидола» — легко перестраивался или, как тогда говорили, «перематывался» радиомастером или опытным радиолюбителем на нужные диапазоны.

В результате западные передачи слушали миллионы, если не десятки миллионов советских граждан. У моего деда были переносной «ВЭФ-Спидола» и стационарный приемник «Ригонда». Оба он отдавал каким-то мастерам-умельцам «в намотку», после чего качество приема резко улучшилось.

Программу антисоветских передач, конечно, не печатали. Но это никого не останавливало. Дедушка фиксировал расписание или в голове, или в тетрадке. Выстраивал себе график, особенно в выходные, ловил радиоволну и внимательно слушал Би-би-си, «Голос Америки», «Немецкую волну», «Голос Израиля», «Свободу»… Это был ритуал.

Я тоже мог присесть рядом, но старался не мешать и не задавать вопросов. Дед комментариев не давал, кроме одного: надо узнавать новости с разных точек зрения. С особым вниманием дед слушал «Голос Израиля».

Уже само по себе это было отважным поступком. В 1967 году после победы Израиля в Шестидневной войне СССР встал на сторону арабских стран, разорвал дипломатические отношения с Израилем и объявил сионизм страшным врагом человечества.

Но в то же время победа Израиля вдохновила многих советских евреев, большинство которых, несомненно, были законопослушными людьми. Более того, некоторые из них даже захотели уехать из СССР в Израиль! Самые ужасные подозрения советской власти подтвердились. Евреи — особая категория граждан, с которой надо обращаться соответствующим образом. Были придуманы новые секретные правила и распоряжения, с которыми, впрочем, уже пришлось иметь дело не моим дедам, а мне…

Как ко всему этому относился мой дед Марк?

Несомненно, он все понимал и все знал. Возможно, он считал эту антисемитскую мерзость отклонением от коммунистических идеалов, пережитками прошлого, которые со временем исчезнут. Дед был очень чистым и правильным человеком. Он не мог вести двойную жизнь — на работе быть верным коммунистом-ленинцем, а дома тайком на кухне ругать советскую власть. И меня не хотел воспитывать подобным образом. Меня растили абсолютно лояльным системе, потому что боялись, что ребенок по наивности может что-то сболтнуть. Бывало, что дети выносили из дома кухонные разговоры, чем создавали проблемы… Но я был достаточно разумным мальчиком. Сколько себя помню, семья для меня всегда была важнее любой идеологии. И внутренних противоречий после таких сеансов связи с западным миром во мне не возникало.

Мы гуляли с дедом и разговаривали. Разговаривали обо всем. Я задавал вопросы, которые меня тогда интересовали, и получал вполне понятные ответы. Обязательно мы посещали несколько магазинов, и в первую очередь «Кинолюбитель» — если не лучший, то один из лучших фотомагазинов в столице. Там продавали советские фотоаппараты «Зоркий», «ФЭД», «Ленинград» и запчасти к ним. Я не мог оторвать глаз от витрин. Ванночки для проявления, прищепки для развешивания фотопленки, красные лампы, штативы, реактивы, уголки для наклеивания фотографий… Дедушка очень любил фотодело — все-таки профессиональный химик! — и меня приобщал. Темная комната, красный свет, гирлянды фотопленок…

Затем на пути следования были книжные магазины. Мы заходили в них непременно, включая главный для нас с дедом «Букинист». Там продавались настоящие раритеты, изданные и пятьдесят, и сто лет назад. Они стоили очень дорого. Например, пятьдесят рублей — это половина зарплаты молодого специалиста!

В результате этих походов в «Букинист» и оттого, что дома все читали, у меня тоже появился интерес к книгам. Кроме того, моя мама — учительница русского языка и литературы. Благодаря деду и маме дома была собрана хорошая библиотека, а запретов не было. «Это можно читать, а это нет» — такого я никогда не слышал. Все, что было в доме, можно было читать. Мопассана, например. Один из моих любимых писателей.

Спрашивать дедушку можно было о чем угодно. Правда, не на все вопросы он отвечал из-за подписки о неразглашении государственных тайн. О том, как летают ракеты и кого отправляют в космос, я даже не спрашивал. Зато на другие серьезные темы мы могли разговаривать часами.

Дед Марк был настоящим главой семьи. На нем держался весь дом. Имея звание полковника, он до выхода на пенсию хорошо зарабатывал, да и на пенсии получал больше, чем многие инженеры. Эти деньги были несравнимы с зарплатами мамы и папы, их хватало на всю семью. Обеспеченная интеллигентная семья полковника Лейкина позволяла себе выезды в санатории, пользовалась услугами домработницы, устраивала большие домашние посиделки, собиравшие по тридцать-сорок человек. Приходили его родной брат Иосиф, очень похожий на деда Моню, и племянница с мужем, еще были живы дедушкины дядя и тетя. В этой компании дед не выделялся, но все понимали, кто здесь центр семьи и источник благополучия. Пока дедушка был жив, такие собрания случались часто. Говорили о политике, истории, литературе.

Я до сих пор чувствую связь с ним, некую параллель. Правда, он был более собранным и менее эмоциональным, чем я. Все держал внутри, а внешне оставался спокойным и сдержанным, как и положено настоящему офицеру. Но он всегда умел слушать, и этим я похож на него.

Дед был человеком, который жил для того, чтобы делать хорошо другим. Задача — заботиться в первую очередь о родных и близких, а потом уже о себе — была для него приоритетной. Для бабушки, для дочери, для зятя, для внука — и только потом для себя. Интересы остальных первичны, а себе — то, что останется. Ресурсы его доброты и великодушия были неисчерпаемы. И самое важное, на мой взгляд, то, что дед никогда ничего и никому не прививал. Модель такого общения, или, если хотите, воспитания, — это пример. Личный пример.

Баба Женя (полное имя Геня Симховна Коган), жена деда Мони, была домохозяйкой. То есть на работу она не ходила. В Советском Союзе, как правило, в семьях работали и муж, и жена. Однако в семьях военных жены очень часто не работали, и не только потому, что хватало зарплаты мужа-офицера, но еще и потому, что приходилось переезжать за своим супругом из одной воинской части в другую. В таких условиях находить работу по специальности непросто. Так, в 1937 году она вместе с мужем уехала в Читу, куда отправили служить деда Моню. Там и родилась моя мама.

Естественно, неработающая супруга считала своим долгом содержать дом в чистоте и порядке и воспитывать детей. Иногда приходила женщина помогать бабушке убираться, но все остальное