Я удивлённо посмотрела на неё, но не решилась протянуть руки, чтобы взять столь ценный подарок.

– Да не бойся, – госпожа улыбнулась. – Я хочу, чтобы ты тренировалась не только в чтении, но и в письме. Тренируйся, когда у тебя будет свободное время.

– Но я не… – я в смущении указала на чернила.

– Не умеешь пользоваться чернилами? – уточнила госпожа.

Я кивнула и опустила взгляд, полагая, что мои слова должны были рассердить госпожу, но она лишь спросила:

– Как же ты училась писать?

– Я рисовала буквы угольком из очага.

Брови на лице госпожи поползли вверх от удивления. Она поджала губы и несколько мгновений озадаченно смотрела на меня.

– Что ж, – сказала она, наконец. – Это не так уж и плохо. Общий принцип ты всё равно знаешь, а чистописанием мы займёмся отдельно. Пользоваться же чернилами легко. Смотри.

Миссис Вильерс положила книжицу на стол и открыла её. Книжица оказалась полна пустых страниц. Ловким движением госпожа открыла чернильницу и поставила её рядом с книжицей, а сама же взяла перо.

– Главное, – сказала миссис Вильерс, – макать перо в чернила осторожно и никуда не торопиться.

Подтверждая свои слова, она осторожно макнула кончик пера в чернила и на развороте обложки книжицы осторожно вывела несколько букв.

– Бетти, – прочитала я.

Госпожа улыбнулась, отложила перо и плотно закрыла чернильницу.

– Видишь, – сказала она, – ничего сложного. Пиши понемногу каждый день, и твой навык станет не хуже моего.

– Но что же мне писать, госпожа? – удивилась я.

Я обучалась письму под диктовку тетушки Рут, читавшей Евангелие от Матфея, и сейчас испытывала немалую растерянность. Услышав мой вопрос, миссис Вильерс лишь пожала плечами.

– Не знаю. Например, записывай всё, что видела интересного за день. Или пиши о своих чувствах. На самом деле то, о чём ты будешь писать, совершенно не важно, главное, чтобы ты не забывала, как это делается.

С этими словами миссис Вильерс отпустила меня, и я, прижимая к сердцу бесценный дар хозяйки, отправилась в свою комнатушку и плотно закрыла дверь.

18 июля 1848 года. Десять часов после полуночи.

Ночь прошла, казалось, за одно мгновение. Вечером, отправившись к себе в комнату, я долго не гасила свечу. Снова и снова я открывала книжицу, в которой хозяйка своей рукой написала моё имя. Мне казалось, что всё это сон. У меня никогда не было собственной бумаги, не говоря уже о чернилах. Я прикасалась к желтоватым листам, и мне чудилось, что это не просто бумага, а некий магический атрибут, одним своим существованием превращающий меня в нечто большее. Нечто, непохожее на то, чем я была прежде.

Только неимоверным усилием воли я заставила себя отложить подарок, снять платье и погасить свечу. Мне казалось, что в эту ночь я точно не смогу уснуть, но вопреки ожиданиям, едва голова коснулась подушки, я провалилась в глубокий сон.

Утром, когда я вошла в спальню госпожи, она была одна. Мистер Вильерс, всегда ночевавший в её покоях, вставал ещё раньше супруги и, не желая мешать её утренним процедурам, отправлялся в свои комнаты.

Госпожа встретила меня задумчивой улыбкой. Она сидела перед зеркалом и расчёсывала волосы. Видя, что она уже на ногах, я испугалась. Миссис Харрис предупреждала о том, что я не должна заставлять хозяйку ждать. Я же нарушила это правило уже во второй день.

– Простите, госпожа, – сказала я. – Я опоздала.

Я с виноватым видом опустила взгляд в пол. Госпожа же лишь пожала плечами и сказала:

– Да нет. Ты вовремя, просто мистер Вильерс сегодня решил подняться раньше обычного.

В это утро миссис Вильерс выбрала для себя платье насыщенного фиолетового цвета, отделанное у груди и на манжетах белым кружевом. Я помогла ей одеться, а затем собрала волосы в причёску. Навыков работы с волосами у меня ещё не было. Госпожа терпеливо подсказывала мне каждое действие, но, положа руку на сердце, могу сказать, что этим утром причёску госпоже сделала не я, а она сама.

– Я буду завтракать в беседке, – сказала миссис Вильерс, когда мы закончили все приготовления. – Там же, где ты вчера мне представлялась. Подай завтрак туда, и вот ещё что, – она кивнула каким-то своим мыслям, – видишь книгу на столике у окна? Принеси мне её вместе с завтраком. А теперь можешь идти.

Я низко поклонилась и, прихватив книгу, отправилась на кухню. Завтрак для госпожи был уже готов. Миссис Харрис встретила меня недовольным взглядом.

– Ты пришла поздно, – проворчала она. – Госпожа не любит, когда задерживают её завтрак.

– Я слишком долго возилась с причёской госпожи, – честно призналась я. – Но она не сердится. Она ждёт в беседке.

Миссис Харрис бросила на меня возмущённый взгляд. Наверное, если бы в этот момент госпожа не ожидала свой завтрак, управляющая не поленилась бы весьма красочно отчитать меня за нерасторопность, но вместо этого она лишь недовольно хмыкнула и отвернулась. Обрадовавшись столь идеальному стечению обстоятельств, я быстро схватила поднос с завтраком госпожи и поспешила в сад.

Когда я принесла завтрак в беседку, госпожа была уже там. Она сидела на своём привычном месте и наблюдала за морем. Сегодня оно было неспокойно. Погода стояла отличная, но с юга дул сильный ветер. Его мощные порывы рождали волны, которые с силой разбивались о скалистый берег. Казалось, вид этих беспокойных волн тревожил миссис Вильерс. На лбу её проступила тонкая морщинка.

Заметив меня, госпожа отвернулась от моря и улыбнулась. С интересом она наблюдала за тем, как я со всем возможным старанием расставляю на столике фарфоровый чайник, чашку и блюдце со свежеиспеченным печеньем. Памятуя реакцию миссис Харрис на весть о моей неудаче с причёской госпожи, я хотела выполнить свою работу сегодня как можно лучше и тем самым показать госпоже, а вместе с ней и миссис Харрис, какой я могу быть полезной горничной.

– Сядь рядом, – сказала миссис Вильерс, когда я закончила.

Волевым жестом она указала мне на кресло, что стояло по другую сторону стола, а сама потянулась к кружечке. Я хотела было налить ей чай, но она остановила меня.

– Не