Разбуди меня пораньше. Ну, ладно, хватит.

Я едва успела закончить плетение её ночной косы, как она вскочила с места и принялась торопливо развязывать ленты платья. Когда я помогла ей переодеться ко сну, она велела мне погасить свечи и оставить её одну.

Я проснулась около четырёх часов утра от странного шума. Из спальни госпожи доносились неясные звуки. Сначала мне показалось, что упало что-то тяжёлое, а потом послышались тихие шуршания и скрипы. Казалось, в соседней комнате кто-то роется в шкафах. Ко всему прочему ночью разразилась гроза. Грохот грома и шум бьющих по стеклам порывов ветра не давал мне возможности хорошо расслышать происходящее в господской спальне.

Тем не менее странные звуки очень напугали меня. В волнении я потянулась к канделябру, но не сразу смогла зажечь свечу. Первое, что пришло мне на ум, – это то, что в дом пробрались воры. Я прислушалась, но разговоров не было слышно. Только поскрипывания открывающихся шкафов и неясный шорох.

Собравшись с духом, я осторожно приоткрыла дверь и выглянула из своей комнаты. В господской спальне всё стихло. Выставив свечу, словно бы это было какое-то оружие, я сделала несколько шагов вперёд и застыла.

Увиденное заставило меня на секунду оцепенеть. Кровать госпожи была пуста. Одеяло лежало на ней комком, а полог, тот самый полог, который вечером с таким трудом поменяли трое слуг, валялся на полу. Все ящики комода, стоявшего у стены рядом с кроватью, были открыты. Их содержимое в беспорядке свешивалось из ящиков или валялось на полу. Ближайший шкаф был широко распахнут, а перед ним стояла миссис Вильерс. Вид её напугал меня даже больше, чем весь беспорядок, обнаруженный в комнате. Госпожа была в ночной рубашке без халата. Волосы, которые с вечера я лично заплела ей в косу, оказались распущены и взъерошены. Глаза её были широко распахнуты, а зрачки расширены, словно у дикого ночного животного. Взгляд её был безумен. С каким-то маниакальным напряжением она прижимала правую руку к груди.

Увидев свет от свечи, она резко попятилась и закрыла глаза левой рукой. Правую руку от груди она так и не оторвала. Несколько мгновений госпожа смотрела на меня, словно не узнавая. Вид её привел меня в беспокойство. Я подумала, что стоит пойти к миссис Харрис и срочно отправить кого-нибудь за доктором. Возможно, госпожа переволновалась с вечера и ей стало дурно. Я уже собралась идти к управляющей, когда миссис Вильерс заговорила. Голос её был непривычно холоден, если не сказать зол.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она меня.

Её ледяной тон напугал меня. Никогда она не говорила со мной так. Сейчас, в всполохах света, рождаемого бесчисленными молниями, в этой помятой рубашке, с этими растрёпанными волосами и метающими гневные искры глазами, она была похожа на злую ведьму, какими порой взрослые пугают детей.

– Простите, госпожа, – дрожащим голосом начала я. – Я не хотела помешать вам. Я услышала шум и испугалась за вас. С вами что-то случилось?

Мой вопрос почему-то напугал её. Она вдруг вздрогнула и опасливо посмотрела по сторонам.

– Ничего не случилось, – торопливо, словно боясь, что я замечу в комнате что-то подозрительное, сказала она. – Не говори глупостей. Тебе всё показалось. Иди спать, Бетти. Или нет, подожди…

Я замерла, ожидая приказаний. В этот момент снова вспыхнула молния, и в тот же момент грянул гром. Госпожа содрогнулась от испуга и едва не упала, но, вспомнив про моё присутствие, резко выпрямилась. Поведение госпожи очень пугало меня, и, если честно, я не хотела оставлять её одну в таком состоянии. Она была слишком напугана и слишком встревожена. Было очевидно, что душевное здоровье её пошатнулось. Причина этого помешательства осталась для меня тайной.

– Где у меня лежат ленты? – спросила миссис Вильерс, не прекращая опасливо озираться.

– В комоде у окна, госпожа, – пробормотала я с некоторым удивлением, так как вопрос про ленты был совсем не тем вопросом, который я могла бы ожидать в этот момент.

Услышав мой ответ, миссис Вильерс бросила растерянный взгляд на комод, который стоял у окна, а затем посмотрела на тот комод, который только что перерыла, и устало вздохнула. На секунду мне показалось, что сквозь оболочку безумия проступил привычный мне облик госпожи. Это видение длилось всего мгновение, а затем она нетерпеливо сказала:

– Найди мне ленту.

Вздохнув, я подошла к комоду, открыла верхний ящик и спросила:

– Какого цвета ленту вы желаете, госпожа?

Миссис Вильерс на мгновение задумалась, но потом решительно произнесла:

– Чёрную. Мне нужна чёрная лента.

Я извлекла из комода довольно широкую шёлковую чёрную ленту и принесла госпоже. Она приняла её левой рукой. Правая рука миссис Вильерс всё ещё оставалась прижатой к груди. Это встревожило меня.

– У вас болит рука, госпожа? – спросила я. – Вы ушиблись? Может быть, я пошлю за доктором?

– Нет-нет, – упоминание доктора отчего-то очень напугало миссис Вильерс. – Со мной всё хорошо. Не нужно никаких докторов. Иди спать, Бетти. Не тревожься за меня.

– Но, госпожа, давайте я хотя бы здесь приберу, – сказала я. – Если в темноте вы на что-то наступите, то можете споткнуться и упасть.

– Приберёшься утром, Бетти, – нетерпеливо перебила меня госпожа. Ей очень хотелось поскорее остаться одной. – Иди, Бетти. Иди спать и не тревожь меня до утра.

Она едва ли не силой выпроводила меня из комнаты, но в эту ночь я больше не сомкнула глаз. Образ растрёпанной госпожи и её безумный взгляд стоял перед моими глазами. Я вспоминала её нервные порывистые движения, и мне казалось, что госпожа сошла с ума. Я не знала, что делать. Успокоится ли госпожа к утру? Возможно, с рассветом мне всё-таки стоит рассказать всё миссис Харрис. Вместе мы, возможно, сможем убедить госпожу показаться доктору.

Миссис Вильерс тоже больше не уснула. До самого утра я слышала за дверью её торопливые беспокойные шаги.

     23 декабря 1848 года. Два часа после полудня.

Мистер Вильерс приехал чуть позже намеченного времени. В пути его действительно задержала непогода, но к полудню он, влюблённо разглядывая миссис Вильерс, уже сидел в малой столовой и с аппетитом завтракал запечёнными перепелами и варёными овощами. Госпожа же была задумчива и молчалива.

Утром, когда я