«Только не это…»

Нужно взять себя в руки, пока не поздно. Иначе он переступит ту грань, за которой начнется… «Нет, все будет хорошо. Ну же, шевелись! Захлопни эту чертову раму!» Франциск наконец смог согнуть пальцы и медленно поднял руку, но, прежде чем коснулся окна, на мир обрушилась тьма. Все поглотила смольно-черная ночь, и лишь тонкая полоска заката алела на далеком горизонте.

Франциск застыл. И тут понял, что темнота ненастоящая. Она только в голове, только в его голове…

– Тише, тише, прекрати!

Перед глазами поплыло, колени подогнулись, и в отчаянной попытке устоять Франциск вцепился во что-то невидимое во мраке – должно быть, в подоконник.

– Дыши, дыши глубже… Успокойся.

Мальчик приоткрыл рот и судорожно втянул воздух. Встревоженный Филипп что-то сказал, но голос донесся до Франца будто из-за стены пространства и времени. Мир стремительно густел, кокон становился плотнее, и внутри его стало душно; Франц дышал все чаще и чаще, но без толку. Сердце подпрыгнуло и, вздрогнув, зачастило резкими толчками.

Приближается.

Сейчас.

Случится.

– Нет!

Крик Франциска взлетел звуком порвавшейся струны и, отразившись эхом, повис в пустоте.

Алая полоска заката – единственное, что связывало Франца с реальным миром, – пропала, будто ее и не было.

Мальчик оказался посреди какой-то темной комнатушки. Он стоял перед дверью и, хотя даже не касался едва поблескивающей в темноте ручки, знал – дергать бесполезно. Дверь заперта.

Она всегда заперта.

Внизу и по бокам двери в узкие щели просачивался тусклый лунный свет. Вероятно, она вела в комнату или коридор с окном.

Франц упал на колени, дотронулся до бледной полоски, ощутив, как под пальцами скрипнула пыль. Слишком мало света. Мальчик оглянулся на непроницаемую сцену мрака, и в лицо ему пахнуло затхлостью, плесенью и невероятным смрадом. Франц закашлялся. Темнота окружала плотной пеленой.

Казалось, кто-то залепил его уши грязью – в полной тишине было слышно лишь биение сердца. Быстрое, рваное «тук-тук-тук».

Нужно скорее выбраться отсюда!

Мальчик повернулся и провел ладонью по плохо обработанной поверхности, оцарапав кожу. Бахнул по двери кулаком. «Ты-дыщ!» Потом забарабанил сильнее. Руку пронзила боль, но он не остановился. «Дыщ-дыщ-дыщ!» Франц открыл рот, чтобы закричать, но темнота залепила глотку будто глина. Он схватился за шею, беспомощно хрипя.

Зловещая, тягучая тишина.

Холод.

Темнота.

Плесень.

Хрип.

«Откройте! Выпустите меня!»

Голос вопил лишь в голове.

Снаружи никого нет.

Его оставили здесь умирать.

«Я сейчас захлебнусь этим мраком… захлебнусь…»

Франциск из последних сил вытолкнул одно-единственное слово, которое смогло преодолеть залепившую горло темноту:

– Филипп…

Это слово вместило все одиночество мальчика – страшное, безумное, нечеловеческое одиночество. И вдруг в мертвой темноте Франциск почувствовал легкое и теплое прикосновение. Едва он понял, что это рука Филиппа, как страх, боль и одиночество отпрянули. Свившая кокон вокруг жертвы темнота испугалась и схлынула, будто черная вода в сливное отверстие. Франц еще не видел брата, но чувствовал: он где-то здесь. Его милый брат тут. Он спасет.

Мальчик наконец-то вдохнул полной грудью и дрогнувшим голосом позвал:

– Фил? Фил, это ты?

– Конечно. Это я.

От тихого и спокойного голоса стало тепло. Франц вцепился в брата, со всей силы сжав его ладонь.

«Не отпускай меня», – подумал Франц и часто заморгал, силясь прогнать морок – ведь и комната, и дверь, и темнота были ненастоящими. Но если Филипп рядом, у него получится. Франциск тряхнул головой и сосредоточился, вглядываясь сквозь темное облако в очертания предметов, которые начали появляться один за другим. Дверь с полоской лунного света исчезла. Из-за темной завесы проступила мебель: платяной шкаф, стулья, кровать. Еще немного – и наваждение сгинуло.

Франц сидел на полу. Рядом была вовсе не грубая дверь с поблескивающей ручкой, а кирпичная стена. Мальчик взглянул на свою руку – костяшки сбиты, ладонь исцарапана. Он вздрогнул, но тут Филипп свел руки брата вместе, охватил своими ладонями, и Франц сразу ощутил повеявшее от близнеца тепло.

Филипп сидел рядом на полу, в белой сорочке, подобрав под себя худые ноги. Огромные распахнутые глаза обеспокоенно глядели на Франциска. Острое личико брата будто светилось в полумраке спальни.

– Как ты?..

Франциск вздрогнул, с трудом сглатывая комок в горле. Пальцы все еще мелко тряслись, но Филипп крепко сжимал ладони, пытаясь успокоить старшего брата. Потому что сам Франц успокоить себя не мог.

Никогда не мог.

Филипп тихо выдохнул и покачал головой:

– Опять?

Он смотрел на Франца с нежностью и беспокойством, что всегда смущало мальчика. Будто не он старший брат, который должен заботиться о младшем.

Будто все в точности наоборот.

Или так оно и было?

– Пойдем…

Поднявшись, Филипп потянул его за собой. Франц поплелся следом будто на поводке, глядя на белые пятки брата, мелькающие из-под ночной рубахи. Филипп откинул пуховое одеяло, сел на кровать и похлопал ладонью рядом с собой:

– Иди сюда.

Когда Франц забрался следом – прямо в одежде, – близнец накинул на него теплое одеяло и как следует укутал. Франц свернулся калачиком, положил голову на колени брату и закрыл глаза. Рука Филиппа легла ему на затылок, мягко перебирая волосы. Вернуть чувство реальности мог лишь он один.

– Засыпай…

И Франциск окунулся в иной туман – мягкий, уютный и светлый.

«Засыпай».

«Нужно раздеться… – подумал мальчик, но в кровати было так тепло и уютно. – Сейчас… дрожь пройдет… потом… сниму все…»

Рука Филиппа гладила голову Франца, и тепло, струящееся от его ладони, было столь приятным и мирным, что не прошло и получаса, как Франц провалился в безмятежный сон.

Когда мальчик проснулся, стояла глубокая ночь. Сквозь паутинные занавеси в спальню проникал лунный свет и ложился на пол, рисуя круги, отбрасывая тени от высоких шкафов и придвинутых к стенам стульев. Какое-то время Франц не шевелился – лишь лежал, слушая мерные звуки своего дыхания. Слева слышалось второе дыхание – тише и слабее, будто отголосок его собственного. Мальчик окончательно сморгнул дрему.

Наверное, мать уже заходила, чтобы проверить детей, и теперь все обитатели дома разбрелись по спальням до утра. Хорошо… Тетушка небось тоже в своей кровати сопит в две дырки… Брр…