Она вообще вся была в порядке. От маникюра и высоченных тоненьких каблуков до крохотных мочек ушей. В полном упакованном порядке. Ее неброский костюмчик и туфельки с сумочкой стоили…

Да неважно, сколько все это стоило. Важным было то, что таких вот ухоженных, накрахмаленных и холеных цыпочек Степан не терпел. Он летел от них, как черт от ладана. Он даже головы в их сторону не поворачивал. И ни в одной самой разнузданной своей эротической фантазии он не представлял себя в постели с такой вот прекрасной эксклюзивной принцессой.

Принцесса и есть, решил он тогда и раздраженно зацарапал вилкой по дну тарелки.

Его от таких мутило. В них не было жизни, не было огня, не было страсти. Гладкие, сверкающие неживым блеском платиновые волосы. Изнеженная, замороженная плоть, и голос такой же замороженный, и смех наверняка такой же. А попробуешь растопить этот лед, ничего, кроме желе, не получится.

Тьфу, гадость какая…

— Вы смотрите на меня, как на жабу, — вдруг сказала женщина и поспешила представиться:

— Верещагина… Татьяна Верещагина…

— Степан, — отозвался он неожиданно для самого себя. Сравнение про жабу ему понравилось, наверное, потому и назвал свое имя. — Так что вам от меня нужно, Татьяна?

— Мне нужно… Я хочу предложить вам работу… — Она нервно облизнула безупречной формы губы. — Это не совсем обычная работа. Я даже не знаю, как вам сказать…

— Я не стану спать с вами за деньги, — насмешливо протянул догадливый Степан. — Я не жиголо, дорогая Татьяна.

— Упаси вас господь!!! — испуганно вскинулась она и даже отпрянула, что его, несомненно, задело. — Я не сплю с кем попало! Я.., вообще сейчас ни с кем не сплю.

Неудивительно, чуть не фыркнул он. Такая вся заледеневшая, что уличать ее в непотребном сексе на рабочем столе в каком-нибудь офисе было бы большой неосторожностью.

Вслух же он произнес:

— Так что вы от меня хотели?

— Я хотела бы, чтобы вы… — она снова затеребила языком свои губы, — чтобы вы сыграли роль моего любовника.

— Что?.. Роль?.. Как это?.. — Это походило на небольшое приключение, и Степан заинтересовался.

На задний план уползло его раскаяние, вызванное слезами вчерашней подруги, требующей от него любви и верности. И чувство собственной неполноценности притупилось.

— Понимаете, мой муж, он.., он ушел, — проблеяла Татьяна, готовая расплакаться.

— Понимаю, — осторожно вставил Степан, а про себя добавил: «Ох как я его понимаю». — И что же?

— Я еще на что-то надеялась, понимаете, ждала… Прошло уже почти десять месяцев. А тут пару дней назад я встретила его.., с другой женщиной. — Татьяна потупилась, с преувеличенным вниманием разглядывая свои ногти. — Теперь я хочу, чтобы и он меня увидел с мужчиной.

— Вы хотите заставить его ревновать? — догадался Степан.

— Нет. Я хочу просто вернуть его, — пояснила Татьяна и подняла на него глаза.

Злые, холодные и безжалостные.

Не вернется, решил для себя Степан, поежившись под ее взглядом. Ему стало так неуютно, будто в лицо ему плеснули ртутью.

Не вернется ни за что ее муж. От таких если уходят, то уходят навсегда. Возвращаться — дело гиблое. Запилит до смерти. Запилит или будет с утра до ночи морозить своими ледяными глазищами.

Бр-рр…

— Суть вашей работы будет в следующем. — Она помолчала немного, собираясь с мыслями, потом ошарашила его:

— Вы должны будете появляться со мной в обществе раз в неделю.

— Это в каком таком обществе? — сразу насторожился Степан.

Общество белых воротничков и манишек он презирал и никогда туда не стремился.

— В том, где появляется мой муж. Кинотеатр, театр, ресторан, какие-нибудь презентации. Я стану оповещать вас заранее, чтобы вы позаботились о соответствующем туалете. У вас есть что надеть?

И тут она так взглянула на него, что Степан мгновенно почувствовал себя бедным родственником на ее празднике денег и роскоши. И он завелся. Вернее, повелся, как сказал ему впоследствии Кирюха.

— Да уж оденусь, не переживайте! — фыркнул он. — А где это вы вычитали, ну, что можно вот так снять мужика на вечер за деньги?

— Вычитала. — Татьяна оскорбленно дернула подбородком.

Не признаваться же этому грубому мужлану, что и в самом деле отыскала идею в одном из дамских романов, которые прилежно поставляла ей Светка, дабы скрасить ее пустые одинокие вечера. Там, правда, дело с наемным сопровождающим едва не закончилось трагически. Но Татьяна была уверена, что у нее все будет по-другому. Она же гораздо серьезнее и умнее той взбалмошной книжной героини…

— Ас чего вы решили, что я нуждаюсь в работе? — вдруг спросил Степан, спохватившись. — Не просто же так вы подсели ко мне. Наверное, наблюдали какое-то время.

— Наблюдала. — Она кивнула, и белоснежное крыло волос сползло ей на лицо. — Наблюдала и сделала несколько выводов.

— Каких же? — Ему вдруг и правда сделалось интересно, и плаксивая вчерашняя подружка напрочь вылетела у него из головы.

— На вас дорогая одежда, но она изрядно поношена. Это значит, что раньше вы меньше нуждались в средствах, чем сейчас. У вас под ногтями слой грязи, значит, и условия жизни уже не те, но вы по привычке ходите в это кафе, и с удовольствием, хотя оно достаточно дорогое. Вам нравится, как здесь готовят? — Она улыбнулась, странно, по-кукольному растянув губы в стороны.

— Нравится, — нелюбезно буркнул Степан и полез за сигаретами. Подобная оценка его снова уязвила.

Вот никогда бы не подумал, что может подвергнуться такому анализу со стороны и его внешний вид, и состояние ногтей, и даже состояние его аппетита. Забежал же на минуту, еле оторвавшись от собственной машины, которую никогда не доверял наемным слесарям, а всегда по привычке копался в ней сам. Забежал на минуту и тут же подвергся пристальному вниманию. Никак не расслабиться…

— Мне тоже нравится, как здесь готовят, — примирительно проговорила Верещагина, догадавшись, что задела его за живое. — Я хорошо буду вам платить. Транспортные расходы будут оплачиваться дополнительно. Вы согласны?

Он подумал. Вернее, сделал вид, что думает. На самом-то деле давно решил, что пошлет ее куда подальше. Платить она ему будет, твою мать!.. Он и сам бы ей заплатил, к примеру, за то, чтобы разделась. Дотрагиваться до нее — боже упаси, а вот просто поглазеть!..

— Сколько вы намерены мне платить? — вдруг брякнул он совсем не то, о чем думал.

— Каждый наш выход в свет — тысяча рублей, — ответила Верещагина и, заметив, как недовольно дернулись его брови, исправилась:

— Две! Две тысячи рублей! К тому же приятное общество, сытный ужин, выпивка плюс транспортные расходы. Все это за мой счет!